Искусство учиться. Как cтать лучшим в любом деле

Изучая «Дао дэ дзин», я чувствовал, как наконец-то выходит на поверхность все то, что я чувствовал, но не мог облечь в слова. Мне очень хотелось обуздать свою резкость, умерить амбиции и сделать шаг в сторону от материального[15]. Лао-цзы фокусировался на внутренней сути вещей, а не их внешних проявлениях. Мудрость «Дао дэ дзин» направлена на снятие внутренних ментальных ограничений, умение выявлять ложные интеллектуальные построения и определять их назначение, а затем и избавляться от них. Это имело смысл с эстетической точки зрения, поскольку я уже сталкивался с философией «изучения цифр, чтобы забыть о цифрах». Мое понимание процесса обучения сводилось к тому, что следует найти отклик в сердце для того, что изучаешь, а уже после этого изучать технические аспекты. Было очень волнующе найти мысли, созвучные моим собственным; в последующие годы это сыграло огромную роль в моей жизни. Но для восемнадцатилетнего парня самым главным на тот момент было то, что эта философия помогла мне разобраться в собственных амбициях и научиться отличать по-настоящему важные вещи от тех, которые только преподносятся как самые важные.

Вернувшись в США после путешествия по Европе, я решил больше узнать о философии Древнего Китая. В октябре 1998 года по рекомендации друга нашей семьи я пришел в студию тайцзицюань Вильяма Чена. Тайцзи – это медитативное и боевое направление философии даосизма, а Вильям Чен – один из величайших современных мастеров. Такое сочетание действовало неотразимо.

* * *

Думаю, особенно меня поразила тем осенним вечером в студии тайцзи идея о том, что победить – это не главное; главное – просто жить. Каждый из двенадцати занимавшихся в додзё[16] людей, казалось, прислушивается к каким-то спокойным внутренним мыслям. Группа слаженно двигалась, мягко скользя в каком-то неуклюжем танце. Инструктор Вильям Чен двигался впереди всех, дирижируя медитацией. Ему уже исполнилось шестьдесят четыре года, но ему можно было дать любое количество лет между сорока и восьмьюдесятью. Он принадлежал к тем людям вне возраста, которые обладают внутренней энергией дикой гориллы. Он двигался медленно, как будто находясь в толстом облаке. Глядя на него, я подумал, что каждый нерв его тела пульсирует какой-то странной электрической энергией. Рука Чена двигалась сквозь пустое пространство, как будто сотканная из тончайших воздушных нитей, точно и совершенно – ничего лишнего. Его грация казалась воплощенной простотой. Я впал в транс. Необходимо было узнать об этом больше.

На следующий день я пришел в студию на свой первый урок. Помню, едва ступив на пол спортивного зала, я почувствовал, как кожу от волнения покалывают иголочки. Вокруг занимающиеся разогревались, имитируя удары кулаками в спину; позже я узнал, что это упражнение называется цигун. Я старался повторять упражнение за ними, но очень скоро плечи заныли от боли. Затем в комнату вошел Чен, и сразу стало тихо. Он мягко улыбнулся, занимая свое место перед учениками. Затем медленно закрыл глаза, сделал глубокий вдох и обратил взор внутрь себя, восстанавливая внутреннее равновесие. Его тело при этом продолжало мягко и текуче двигаться. Это потрясало. Его ладони то замирали, то опять двигались вверх; даже самое простое движение в исполнении этого человека выглядело совершенным. Он руководил нашими попытками освоить начальные позы тайцзи. Я старался выполнять его указания со всей возможной тщательностью. Потрясение от совершенства и интеллектуальности движений Чена сочеталось с чувством полнейшего замешательства. Его грация казалась инопланетной. Я чувствовал себя зажатым и неловким.