Когда предыдущая группа закончит просмотр, пригласят зайти вашу группу, в которой может быть до шести участников. Опыт зрителя, находящегося в основном зале, разительно отличается от предыдущего опыта. Сделать шаг в «Яснее ясного» – всё равно что шагнуть в другую вселенную. Не почувствовав перехода, я оставил роль наблюдателя и попал в ситуацию, в которой меня дико мотало между сенсорной депривацией и сенсорной перегрузкой. Одно дело смотреть со стороны, и совсем другое – сесть на кружащуюся, петляющую карусель. Это была молниеносная световая атака, как будто бы всех нас подожгли, внезапно окунули в неистовые, хотя и абсолютно беззвучные потоки желтого: яркие лимонно-желтые стены, пол, потолок и свет, который вливался в кажущееся безграничным пространство, пока цвета не начнут меняться.
У пространства «Яснее ясного» высокий белый потолок и белый пол, вызывающий головокружение легким наклоном внутрь зала, будто бы навстречу пустоте неизвестности. Наклонный пол добавляет шаткости и драматичности, вызывает опасение потерять опору и соскользнуть прямо в глотку произведения искусства. Мне удалось заметить, что в комнате нет прямых углов: что потолок перетекает в стены, а стены – в пол. Я чувствовал, что художник играет с моим восприятием глубины и моей способностью различать верх и низ, переднюю, заднюю и боковые стороны. У дальней стены комнаты наклонный пол обретает четкость, а прямо за ним ярко, как лайтбокс, освещенная стена сияет, словно портал в портале.
Внутри «Яснее ясного» свет непрямой и в основном нерезкий, оживляющий как атмосферу, так и белые поверхности интерьера. Воздействие света очень активно. Он создает иллюзию того, что и пол под вашими ногами, и далекий горизонт стерты. Сильный яркий свет растворяет людей вокруг и вызывает сомнение в материальности даже вашей собственной руки, которую вы подносите к лицу. Когда освещение в «Яснее ясного» усиливается, вы и вовсе перестаете ощущать границы комнаты. Искажается ваше восприятие верха и низа, и ваши спутники кажутся такими же подвешенными в пространстве и изжаренными, как и вы сами: свет словно разъедает их. Иногда, особенно в паузах, когда включаются стробоскопические эффекты, свет атакует вас точечными ударами, как если бы вы со сверхсветовой скоростью неслись сквозь пространство, сквозь потоки падающих звезд или как если бы вы потерялись во время снежного шторма. А иногда, пока один цвет медленно перетекает в другой, пространство вокруг вас наполняется сгустившейся размеренностью и парящей тишиной, как будто разжижающиеся цвета, которые сначала лишь слегка подкрашивали воздух, начинают поглощать вас.
Таррелл создал «Яснее ясного», вдохновленный интересом к иллюзионизму и влиянием разных световых эффектов на наши физические и эмоциональные ощущения. Но это произведение привлекает нас так же, как и изобразительное искусство. И его абстрактность – способность ослабить наше ощущение трехмерного мира и заменить этот мир состоянием плавучести и подвешенности, которая ощущается практически как невесомость, – сама по себе является достижением.
«Яснее ясного» совсем не похожа на огромные инсталляции из ширм и флуоресцентных ламп, которые создает еще один художник «Света и пространства», Роберт Ирвин (род. 1928): в его работах нежные переходы света порождают медитативную атмосферу, создают среду, сквозь которую можно двигаться, созерцая призрачное присутствие других посетителей, скрытых полупрозрачными стенами. «Яснее ясного» также достаточно сильно отличается от скульптур и инвайронментов художника Дэна Флейвина (1933–1996), флуоресцентные лампы-скульптуры которого воспринимаются и как свет, и как объект. Дезориентирующий инвайронмент «Яснее ясного» стирает границы между произведением искусства и участниками перформанса, которые никогда не бывают простыми зрителями в традиционном смысле этого слова, но становятся активными элементами и силами произведения. Находясь внутри инсталляции Таррелла, вы просто не можете увидеть произведение с объективного расстояния – отделить себя и свой опыт от среды, как пловец под водой не может отделить себя от бассейна.
Привлекательность «Яснее ясного», как и многих других инсталляций Таррелла, заключается в ее способности придавать свету физическое присутствие и вес, уподобляя свет нашим телам, а наши тела – свету. Этот уникальный опыт так поражает воображение потому, что он практически полностью растворяет границы, играя нашими чувствами и встраивая нас в произведение. «Яснее ясного» достигает равновесия между светом, пространством и физическими телами. Стоя внутри этой инсталляции, я иногда ощущал, что она растворяет понимание того, где заканчивается мое тело и начинается внешний мир. По мере того как инсталляция Таррелла запутывала мое восприятие внешних границ среди вещей и света, когда, подобно импрессионистам, она атомизировала мир, превращая его в цветовую атаку, меня охватывала не просто импрессионистская световоздушная среда, но – чувство безграничности.