Искусство войны

К нам подошел Лео:

— Ну, и где тебя носило?

— В море, ночью и в одиночку, за буйками, на скале, за пределами лагеря. Нарушал все категорические запреты одновременно, — ухмыльнулся я.

— Зачем?!

— Просто так, не спалось.

— Совсем спятил!

— Угу, точно. Бовес разбудил моего беса противоречия — запретил мне читать.

— На скале и за пределами ты скрывался от погони? — уточнил Алекс.

— Ага. Я понимаю, сдаться было бы проще, — вздохнул я.

— Сдаться — всегда проще, — задумчиво сказал Лео. — Только не вздумай заболеть! Ясно?

— Предельно. Нам пора идти стрелять.

* * *

Ближе к вечеру на кемпо я понял, что чувствует вареный омар, когда его режут на части. Ребята щадили меня изо всех сил, но тут к нам подошел Дронеро — и лафа кончилась.

Сегодня Лео и Роберто, к которым он, в общем-то, благоволил, его не интересовали. Спарринговал он со мной — и очень жестко. Хорошо хоть выбросить из головы все мысли на этот раз было несложно: там билась только одна: «Куда бы прилечь?» На этот раз я не смог оказать ему достойного сопротивления, даже когда ускорился.

После боя у меня на спине горели следы от четырех ударов боккэном.

— Мы все сегодня не выспались и очень злые, — тихим шепотом, чтобы слышал только я, пояснил Дронеро. — Понял, тигренок?

Летучие коты! Всё зря. Ну конечно! Это он прыгал через меня в аллее — и узнал по росту, сложению и характерному движению моей школы. Мое теперешнее состояние подтвердило его догадку. Вечером капитан Ловере вызовет меня к себе и… Я отвернулся и поморгал, чтобы не разреветься, этого только не хватало!

— Если я спрошу, ты ответишь?

Я кивнул.

— Я не спрашиваю.

Он плавно развернулся и понес себя к другой группе ребят.

И что теперь? Он хотел сказать, что с меня хватит и он меня не выдаст? Или нет?

По-моему, с меня действительно хватит, но лейтенант может придерживаться другого мнения на сей счет.

— Что он тебе сказал? — с беспокойством поинтересовался Лео. — На тебе лица нет.

— Он меня ночью узнал.

— Вот черт!

— Но я не уверен, что правильно его понял, может быть, он не будет докладывать Ловере.

После ужина мы с Лео потащились на штрафную площадку: отжиматься. Точнее, тащился я, а Лео приноравливался к моей скорости. Площадка находится позади штабного домика, места, которое я предпочел бы еще несколько дней обходить стороной.

Это ж надо, вчера я весело и непринужденно, на глазах у каких-то восхищенных мальков, отжался сто пятьдесят раз на пальцах, подряд, а сегодня… Отжимался я на кулаках, раз уж Бовес не сказал, как именно, предположим, что так. В голове звенели колокола и мерзкая мысль, что за мной никто из сержантов не наблюдает, и никто, кроме меня самого, не считает отжимания. Нет, я про себя знаю всё! И этого достаточно, иначе зачем я сегодня практически признался Дронеро и почему не побежал к врачу: пощадите бедного больного ребенка. Сейчас еще тридцать отжиманий — и можно будет пойти и лечь. И никакой бессонницы. Уф, всё. Лео стоял рядом и ждал, пока я вымучаю из себя последние несколько раз.

— Вставай, — сказал он тихо, — отойдем в тень, я тебя потащу, а здесь не стоит.

Мы побыстрее убрались в темную аллею, и Лео подставил мне плечо. Рядом какая-то компания шумно играла в охоту на горынычей или, судя по победному реву, в удачную охоту горынычей — люди так обычно не вопят.

Около нашей палатки нас поджидали любители хорового пения, Лео разогнал их одной фразой, заявил, что у него пальцы болят, и играть он не будет. Недовольно ворча, народ разошелся кто куда.

Лео свалил меня на спальник. Я зашипел от боли и перевернулся на живот: синяки, наставленные Дронеро, дали о себе знать.

— Чего? — спросил Лео.

— Твой любимый инструктор сам со мной расправился.

Лео зажег свет и опять взял в руки «яд горыныча»:

— Снимай футболку и показывай где, а то ты покрашенный, не видно.

— Угу, и на этой веселой ноте закончился, наконец, этот бесконечный день, — торжественно изрек я заплетающимся языком.

Глава 8

Утром я чувствовал себя намного лучше, но ненамного лучше выглядел. Оказывается, вечером, уже после того, как я заснул, Лео назначил дежурного по покраске Энрика, поэтому Алекс разбудил меня минут за десять до подъема: красить. И все эти десять минут мы с ним героически не хохотали.

— На Земле, — тихо сказал Алекс, опрыскивая длинные синяки на моей спине «ядом горыныча», — есть такие полосатые лошади, зебры называются, очень на тебя похожи.

— Тебя обманули, — заверил я его, — не бывает полосатых лошадей. У Кальяри был альбом со всеми мастями, я его смотрел.

— Ну, может, это какие-нибудь генно-модифицированные, — Алекс не стал со мной спорить.

Тут прозвучал сигнал «подъем», и мы захохотали.

— Чего? — спросил Гвидо спросонья.

— Он говорит, что я похож на полосатую лошадь, — объяснил я.

— Нет, это полосатая лошадь похожа на тебя! — возразил Алекс.

— А такие бывают? — влез любознательный Тони.

— Нет, не бывает, — решительно ответил я.

Тони был разочарован.

— Тигр и должен быть тигром, полосатым! — произнес Роберто, который тоже тигр. На физиономии у него было написано желание сделать что-нибудь этакое. Вот черт!