Искусство войны

Лошадь неслась с бешенной скоростью, но умудрялась поворачивать именно в тех местах, где дорога делала повороты. Вот только телеги не были предназначены для подобных маневров. На одном из таких поворотов телегу занесло, и она за счет инерции, созданной ее немаленьким весом, несколько секунд дрифтовала, прежде чем оглоблями врезаться в стоящее близко к дороге дерево. Дерево в отличие от оглобель выдержало, и лошадь, лишенная тяжелого груза, понеслась еще быстрее, показав нам свой хвост. Телега остановилась. Мы с грабителем с облегчением посмотрели друг на друга, и он попробовал пошевелиться. Мы не видели этого обрыва, он был скрыт кустарником. Как только грабитель шевельнулся, телега, как оказалось, зависшая над обрывом одной парой колес, резко накренилась и, сорвавшись в недолгий полет, приземлилась и покатилась под откос, наращивая скорость.

Я вцепился в борта и зажмурился, прощаясь с жизнью. Сильный удар и я ощутил все прелести свободного полета без парашюта. Без чего? Додумать такую умную мысль мне не дало такое же свободное, как до этого полет, падение. Я сумел сгруппироваться и покатился кубарем, закрывая руками свою многострадальную голову. Если меня еще раз по ней приложит, то сомневаюсь, что все воспоминания вернуться и лечение подобным, сыграет на манер верного и действенного лекарства. Единственное, что я мог бы в этом случае, так это гыгыть и мычать на радость врагам моего павшего государства. Ох какая каша в голове, зато она дала мотивации еще лучше сгруппироваться и пережить несколько мгновений, сохраняя конечности в полном комплекте и защитив дурную голову на плечах. Было больно, но, по крайней мере, я себе ничего не сломал, чего нельзя было сказать про горе-бандита, если судить по его вою, постепенно переходящего в поскуливание.

Когда мое кувыркание прекратилось, я растянулся на земле, покрытой как на той поляне мягкой зеленой травкой. Пару минут просто лежал, отмечая про себя боль в правой ноге. Я отмечал то, что нога болит, но никак не мог понять, почему она болит. Как может болеть то, чего уже давно нет? Но ведь нога была! Я сам ее видел! Резко сев, вызвав этим новый приступ головокружения, я переждал, пока мой мозжечок прекратит изображать вертолет, и принялся разглядывать ноги. Ноги как ноги — обе целые и невредимые, довольно длинные и сильные, еще бы, столько на лошади скакать, хорошо еще, что не колесом. На ноги были натянуты бархатные штаны, с кожаными вставками в самых неожиданных местах. Я попытался подвигать сначала левой ногой, что далось мне без особых проблем, а вот с правой вышла заминка: двигаться и подчиняться сигналам из мозга она явно не хотела. Я прощупал каждый сантиметр, но ничего не обнаружил, ни видимых переломов, ни болевых ощущений. Я даже не чувствовал, как прикасаюсь к внешне целой конечности, которая не выглядела атрофированной из-за длительного бездействия. Прикрыв ненадолго глаза, я попытался вспомнить хоть что-то, в частности, была ли у меня нога раньше или ее все же не было. А если ее не было, то почему она есть сейчас? Дьявольщина какая-та. Как же убого чувствовать себя полным кретином, запутавшимся даже в целостности своих конечностей.

Раздавшийся неподалеку стон отвлек меня от самолюбования и самобичевания. Решив оставить на время ногу Шредингера, я рискнул подняться. Медленно встал на ноги, но правая конечность попыталась подвернуться. Я со злостью посмотрел на нее.

— Ну что тебе нужно? Хребет вроде цел, сама вроде на месте, что тебе доспелось? — Стон повторился, и я схватил ногу за бедро и попытался сдвинуть ее с места. К моему невероятному облегчению, нога передвинулась, и я тут же подтащил к ней левую. Еще один шаг, затем еще… создавалось впечатление, что я заново учусь ходить. Я так сосредоточился на таких простых и одновременно сложных движениях, что почти упустил из вида грабителя.

До него оставалось пройти еще шагов шесть-семь, и я уже отпустил бедро, делая неуверенные шаги самостоятельно и без поддержки, когда услышал приглушенные матюки, произнесенные сквозь стиснутые зубы. Значит, мужик пришел в себя, новость, заставившая меня пошевеливаться. Когда я подошел к нему вплотную, он уже сидел, вытащив кинжал из раны, и даже успел заткнуть рану комком из какой-то тряпки, явно вывалившейся из моей злополучной телеги.

— Ну ты и мудак, — я навис над ним, глядя сверху вниз и отмечая только искры ненависти в голубых глазах.

— На себя посмотри, — сквозь зубы огрызнулся молодой еще мужик. — Тоже мне защитнички. Просрали все восемь крупных сражений. Даже я сумел бы если не выиграть, то хотя бы не с такими потерями проиграть, ведь преимущества по местности были изначально на нашей стороне! И план битвы был хорош, кто вообще выпустил эту обезьяну — генерала Сьюита в ставку? — в его голосе послышались истеричные нотки. Я же несколько мгновений разглядывал его перекошенное от боли и ненависти лицо и лишь потом ответил.

— Меня там не было.

— И это тоже вызывает вопросы, знаешь ли, — выплюнул он буквально мне в лицо.