Но для капитана Р. г. дв. Древеники являлся вопросом самолюбия; из утренних разговоров 20 сентября и сплетен, распространяемых по телефону, он узнал о наступлении 7-го полка и о задачах 6-го полка по восстановлению положения; капитан Р. решил проявить частную инициативу: он собрал со своего участка 2 лучших роты, накопил их в перелеске в 200 шагах от г. дв. Древеники, подготовил атаку из пары своих пулеметов и небольшим обстрелом г. дв. Древеники 2 батареями 2-го Финляндского артиллерийского дивизиона, и затем отдал ротам приказание идти в атаку. Но тогда как наступление 7-го полка да и почти всех других, о которых расписывалось в телеграммах 10-й армии, имели маргариновый характер, здесь имела место настоящая атака. В двух атаковавших ротах было налицо 2 прапорщика и около 180 бойцов. К моменту моего приезда в Задворники оба прапорщика и 80 стрелков, скошенные германскими пулеметами, лежали на удалении от 150 до 80 шагов перед г. дв. Древеники, а остатки рот выжидали темноты, чтобы отползти из тех мельчайших углублений, в которых они притаились и укрывались от свирепого пулеметного огня немцев. Человек 40, легко раненых в начале атаки, собирались в Задворники.
Для меня это был тяжелый удар. Потеря этих людей для полка в данную минуту была чрезвычайно чувствительна; особенно жалко мне было командира 11-й роты, преданного сердцем своему делу прапорщика Роотса. Я оставил Чернышенко в д. Мешкуцы с 3 офицерами 4 роты; из них один уже был ранен; к утру у него оставалось уже только 2 офицера на 4 роты - норма 124-й дивизии, совершенно не пригодная для 6-го попка; в III батальоне, за выбытием самострела К. и двух раненых у г. дв. Древеники, оставался только 1 ротный командир на 4 роты; в I батальоне в запасе на должности младшего офицера имелся один прапорщик, довольно малоопытный.
Капитан Р., встретив меня, имел несколько сконфуженный вид. Внутренне я был на него зол ужасно, но обратиться к нему с упреком за проявление наступательной инициативы было бы не хорошо, в особенности в минуту, когда все выдыхались и падали духом. Я ругал самого себя за то, что соблазнился возможностью передохнуть несколько часов в с. Палоши и выпустил на это утро 20 сентября непосредственное наблюдение за своими батальонами. Мне оставалось только выразить сочувствие неудаче, выпавшей на участь III батальона. Капитан Р. был мною вскоре же снят с командования батальоном, но самым деликатным образом.
В полку оставалось всего около 900 бойцов. Из 35 офицеров, имевшихся в полку месяц тому назад, в день моего вступления в командование, и 2 прибывших в полк позднее, 14 были ранены или убиты, 2 - сомнительно контужены, 1 эвакуировался вследствие осложнений со старой раной, 2 - выгнаны, 1 самострел, 1 - в отпуску, 3 - были заняты хозяйством в обозе, 3 - представляли мой штаб (адъютант, начальник связи, начальник команды конных разведчиков); в строю, не считая меня, оставалось 10 офицеров.
Я принял решение - переформировать полк в двухбатальонный состав, так как не усваивал себе возможности боевой работы роты без офицера. III и II батальоны были сокращены каждый в 2 роты и объединены под командой Чернышенко; капитан Р. вступил в командование ротой; скрыто старые роты II и III батальонов продолжали существовать в виде отдельных полурот и могли быть развернуты в любой момент, с прибытием подкреплений. Эта реорганизация конечно смогла быть осуществлена лишь с отходом полка за р. Лоша.
К капитану Р. я и впоследствии не мог принудить себя относиться справедливо и не примирился с этой его неудачей. Он находился в оппозиции гвардейского пошиба к устанавливаемому мной режиму, к засилию прапорщиков, а я придирался к нему за многочисленные у него недосмотры по части поддержания внутреннего порядка. Он командовал у меня еще раз, осенью 1916 г., батальоном, но был отрешен за недостаточный присмотр за укреплением позиции. Я его охотно уступал в соседние полки, когда начальник дивизии просил у меня крепкого офицера для командования в них батальоном; в результате капитан Р. перешел батальонным командиром в 7-й Финляндский полк.