Искусство выживания

Я в свое призвание совсем не верил, даже будучи лауреатом премии Ленинского комсомола республики, которую получил не совсем честно. Мы сыграли в какой-то политической пьесе, и всем молодым актерам, участвующим в этом проекте, дали премию. В последний момент мой отец вписал туда и меня, благодаря ему я и получил эту премию, хотя был занят отнюдь не в главной роли. Я ведь, не в пример родителям, никакими особыми талантами не обладал и в актеры пошел просто по инерции, как обычно шли в институты и университеты наши молодые ребята. У нас в этом отношении удивительное общество, как в древней Индии или в средневековой Европе. Здесь свои касты и свои профессиональные цеха. Закрытые касты и закрытые цеха. Сын прокурора может быть только прокурором, сын врача врачом, сын писателя писателем, сын художника художником, а сын чиновника, конечно, чиновником. Цеха очень обособлены и не пускают в свои ряды чужаков. Поэтому сын режиссера-актера и актрисы мог стать только актером. Вернее, должен был стать. И в результате, не обладая талантами своего отца или красотой своей матери, я стал обычным второразрядным актеришкой, которого чаще всего занимают в тусовке и который выходит на сцену только для того, чтобы сообщить о поданной карете или вынести чай главным героям. При отце меня иногда еще занимали в новых пьесах, а после его смерти я окончательно закрепился в массовке и уже никому не был интересен.

– Давай попытаемся, – согласился я, – может, в Москве что-нибудь получится.

Через несколько дней мы улетали в Москву. Улетали, практически не зная, чем именно мы будем заниматься и как будем выживать. Мне было уже тридцать восемь, и я должен был определяться. Сорокатрехлетнему Расиму в этом плане было даже сложнее, чем мне.

Глава 6

Кажется, этой ночью мне все равно нормально не уснуть. Я поставил все на карту. Либо пан, либо пропал. Так обычно действует неистовый картежник, который решается сделать главную и последнюю ставку в игре на все оставшиеся деньги. Поэтому я позвонил Леониду Иосифовичу и сообщил ему, что Палехов все знает.

– Как это знает? – явно растерялся Хейфиц.

– Он уже знает, что завтра вы передадите мне деньги, потом я должен буду вам позвонить.

– Это вы ему сообщили? – гневно спросил он.

– Про звонок – да. Я не мог ему сорвать, просто испугался, что он знает обо всем. А насчет денег он сказал мне сам.

– Как он мог узнать, если вы ничего не говорили?

– Не знаю. – Пусть Хейфиц сам решает, кто именно мог его сдать. Когда человек начинает думать над таким вопросом, он всегда находит виноватых, ведь давно известно, что в первую очередь предают именно свои. И каждый, подозревая, что имеет предателя в своем окружении, пытается его вычислить.

– Он знал только про деньги? – уточнил Леонид Иосифович.

– Да. Только про деньги.

– Сумму назвал? – Это уже теплее. Значит, он подозревает кого-то конкретно. Может, своего хозяина, который выдает ему эти деньги, или своего банкира, или водителя, который привез ему эти деньги, а может, помощника, который завтра утром должен передать эти деньги мне.

– Нет, не назвал. Он вызвал меня сегодня ночью и сказал, что ему все известно. Он знает о том, что мы встречались в театре.

– Откуда? В коридоре не было никого, когда мы разговаривали.

– Там был охранник Лихоносова, – напомнил я.

– Он работает с ним уже четыре года, – не согласился Хейфиц, – но я все равно буду проверять. Вы можете приехать прямо сейчас? Я пошлю за вами машину. Где вы живете?

– Не нужно. – Я подумал, что подозрительный Глеб Мартынович мог оставить наблюдателя у моего дома. – Не нужно никого присылать. Я выйду и поймаю такси, а вы мне потом оплатите стоимость поездки.

– Хорошо, я буду ждать вас в доме, – предложил Леонид Иосифович. – Когда приедете, назову код, чтобы вы открыли входную дверь и прошли ко мне. Но учтите, что я буду не один и вас обыщут при входе.

– Конечно, – согласился я и положил трубку. Можно подумать, я собираюсь его убивать.

Я вышел из дома и прошел несколько улиц, пока не убедился, что за мной никто не следит. Потом поймал первую попавшуюся машину и попросил отвезти меня по адресу, который дал мне Хейфиц. Водитель, пожилой кавказец, назвал тариф – семьсот рублей, очевидно, ночная наценка.

– Пятьсот, – попытался я поторговаться с этим усатым типом.

– Давай шестьсот, – предложил водитель, и я сразу сел на переднее сиденье.

Пока мы ехали, я спросил у него, откуда он родом.

– Из Сухуми, – ответил водитель.

– Давно в Москве?

– Уже двадцать с лишним лет. Как началась это проклятая перестройка, а за ней война, так мы сразу и уехали.

– Почему?

– У меня жена грузинка и трое детей. Что было делать? Брать автомат и идти убивать грузин? Или сражаться за грузин против моих братьев? Как нужно было поступить?

– Не знаю.

– А ты сам откуда?

– Из Баку.

– Хороший город, – улыбнулся водитель. – И зачем ты уехал? У вас, говорят, сейчас хорошо, денег много, нефти много. Зачем вы все сюда едете? Мы вот от войны бежим. У тебя что, жена армянка или мама?

– Нет, – невольно улыбнулся я. Если бы все было так просто.

– А тогда почему не остался у себя?