Премьера «Ричарда II» состоялась четырнадцатого октября. Было много очень хороших отзывов, режиссера Маулиньша называли «открытием театрального сезона», спектакль был благоприятно принят критикой, а мое исполнение роли графа Нортемберленда даже отметили в одной из газет. Сразу после премьеры режиссер объявил, что зачисляет меня в труппу. Можете себе представить мое состояние? Еще недавно я был подозрительным кавказцем, который прибыл в Москву на заработки и почти не имел шансов ни устроиться, ни пробиться в этом огромном городе, а сейчас я – уже актер столичного театра, о чем мечтают сотни и тысячи провинциальных российских актеров.
Сразу после премьеры я занял денег у Расима и отправился в Минск. На этот раз ехал в купейном вагоне и прибыл в столицу Белоруссии рано утром в воскресенье. Я точно знал, что в этот день она будет свободна, так как заранее позвонил и договорился о нашей встрече.
Должен сказать, что я поднимался к ней, испытывая некоторое смущение. С одной стороны, я наконец подтвердил свой статус, став актером столичного театра, что для меня было почти получением «Оскара» или «Золотой маски». А с другой – я поднимался к женщине, с которой поцеловался почти пять месяцев назад и с тех пор не появлялся в ее доме. Согласитесь, что это не совсем нормально. Но я просто не мог позволить себе появиться у нее в статусе безработного или опустившегося типа. Мой блеск в глазах лучше всего говорил о моих успехах. Я нес в руках роскошный букет цветов, чтобы вручить его женщине, с которой я так долго и так исповедально разговаривал целых пять месяцев. Если бы не было телефона, мы бы переписывались, и, наверное, когда-нибудь эти письма могли стать основой для новой пьесы, рассказывающей о любви несчастного актера к женщине-врачу, согласившейся принять его таким, каким он тогда был, – неизвестным и безо всяких шансов на успех.
Когда Женя открыла дверь, честное слово, я ее даже не узнал. Она была в каком-то цветастом платье и соорудила модную прическу. Пять месяцев – это более чем большой срок для влюбленных. Я протянул ей цветы, шагнул к ней и крепко обнял. Дальше даже не помню, что было. Кажется, цветы упали на пол, но мы не обратили на них внимания. Потом мы долго целовались, срывали с себя одежду и куда-то уходили, держась за руки.
Мы были уже достаточно взрослыми людьми, и у нас обоих за плечами неудачные браки. Она ушла от своего мужа, я ушел от своей жены. Но в этот момент мы ничего не помнили. Мир вокруг нас просто перестал существовать, мы только неистово целовались. А потом прошли в ее спальню и легли на кровать. Свою двуспальную кровать, которая напоминала ей о бывшем муже, она просто выбросила, купив вместо этого односпальную, словно давая зарок не пускать больше к себе посторонних мужчин. На ее односпальной кровати двое помещались с большим трудом, но нам было весело и приятно друг с другом. Нет, мы не были искусны в сексуальных упражнениях и не пытались поразить друг друга какими-то особенными позами или движениями. Скорее вели себя как совсем молодые влюбленные, толком не знающие, как следует вести себя в постели. Мы получали неслыханное удовольствие от созерцания тел друг друга, от запахов, прикосновений, поцелуев. В этот день мы не вышли из дома и даже не заметили, как пролетели эти сутки. Но утром ей нужно было идти на работу, а мне возвращаться в Москву…
Мое зачисление в труппу театра было настоящим чудом, ведь Маулиньш прекрасно знал, что я не имею российского гражданства и могу быть депортирован из Москвы в течение одного дня. Но он сознательно пошел на этот шаг. Мне пришлось отправиться в наше посольство и пройти регистрацию. Какой-то консульский сотрудник сначала долго не принимал меня, а затем, внимательно изучив мои документы, почему-то разозлился и объяснил, что я не имею права работать в Москве, так как не являюсь российским гражданином и обязан вернуться на родину. На все мои возражения он реагировал очень нервно, не желая ничего слушать. Я понял, что здесь мне не помогут, и решил уходить, когда узнал, что в посольство назначен новый посол, бывший министр культуры, который хорошо знал не только моих родителей, но и меня самого. Более того, именно он приходил на премьеру нашего спектакля в Театре русской драмы в Баку. Я записался к нему на прием. Он узнал меня сразу, более того, распорядился, чтобы мне не чинили никаких препятствий и сделали все, чтобы я мог остаться в Москве и работать в театре. Мне даже выдали документы, что я могу платить налоги в России, так как между нашими странами были договоренности о двойном налогообложении, когда проживающий больше шести месяцев гражданин другой страны мог платить налоги в той стране, где живет и работает.