Искуство учиться

Через десять минут Чен разделил класс на группы и поставил меня в пару с более опытным учеником, терпеливо объяснявшим мне базовые принципы механики тела в тайцзи. Мы повторяли несколько базовых движений снова и снова; мой наставник советовал расслабить тазобедренные суставы, дышать диафрагмой, расслабить плечи и спину. Расслабить, расслабить, расслабить. Я и не догадывался, что мое тело настольно напряжено. После многих лет сидения за шахматной доской осанка требовала серьезной корректировки. Советчик объяснил, что голова должна двигаться так, как будто ее подвесили на нить за темя. Это имело смысл. В течение нескольких следующих месяцев я освоил шестьдесят базовых движений, необходимых для медитации. Я был новичком, ребенком, учащимся ползать, но вселенная уже не давила всей своей тяжестью на мои плечи. Шахматы не имели никакого смысла на паркетном полу комнаты для занятий тайцзи. Тут не было телекамер, фанатов, удушающего давления. Каждый вечер я посвящал несколько часов занятиям медитацией. Медленно, но уверенно поначалу враждебный язык тела становился естественным, частью меня самого. Предыдущие попытки заниматься медитацией были хаотичными — я напоминал комок нервов, выплескивающих свое напряжение наружу. Сейчас же мои внутренности как будто кто-то нежно массажировал, в то время как сознание счастливо плыло сквозь пространство. Когда мне удавалось усилием воли расслабить ту или иную часть тела, возникало удивительное чувство физического освобождения. В пальцах ощущалось легкое покалывание. Я всячески экспериментировал с этими ощущениями и понял, что в состоянии глубокого расслабления могу сфокусироваться на любой части своего тела и почувствовать те ощущения, которые раньше оставались незамеченными. Это было очень интересно.

С самых первых дней в студии я активно общался с Вильямом Ченом. Его стиль обучения отличался неприметностью и основывался главным образом на силе личного примера. Казалось, он живет на другой волне, погруженный в более совершенную реальность, и передает информацию посредством невидимых сигналов. Он говорил мягко, двигался совершенно и учил тех, кто готов был учиться. Мудрые советы высказывались невзначай, очень тихим голосом, и вы могли следовать им или нет — казалось, его это мало волновало. Меня поражало, как много его мягких рекомендаций пропускалось мимо ушей.

В группе новичков обычно занималось от трех до двадцати человек в зависимости от дня недели или погоды. Я больше всего любил снежные или дождливые вечера в субботу или воскресенье, когда большая часть учеников предпочитала оставаться дома. Тогда в зале были лишь Чен и один-два наиболее усердных ученика — практически занятие превращалось в частный урок. Но чаще в зале находилось около десятка начинающих, и каждый отрабатывал наиболее трудные для него упражнения и совершенствовал отдельные движения. Мастер Чен обычно стоял перед большим зеркалом и, демонстрируя упражнения, мог видеть всех своих учеников. Он улыбался и отпускал шутливые реплики по поводу неизменных пререканий между его дочерью и сыном. Он достаточно жесткий человек: никаких комплиментов или прочувствованных призывов. Он ни в коем случае не ожидал преклонения перед учителем, обычно считающегося неотъемлемой частью обучения боевым искусствам в Китае. «Если это могу сделать я, значит, сможете и вы» — вот его любимое высказывание.

Чен очень напоминал мне Юрия Разуваева, моего похожего на Йоду тренера по шахматам из России, всячески побуждавшего меня следовать своим собственным путем. Чен так же хорошо понимал чувства учеников, хотя его проницательность проявлялась в более материальных вопросах. Делая упражнения в классе, я иногда чувствовал, что у меня что-то не получается. Он мог наблюдать за моими движениями с другого конца зала, потом покачать головой и направиться ко мне. Затем он в точности воспроизводил мою позу, указывал на излишне напряженную ногу или часть спины и на собственном примере демонстрировал, что следует делать, чтобы добиться расслабления. И всегда оказывался прав. Способность Чена в мельчайших деталях воспроизводить чью-то позу или движения просто поражала. Он читал движения тела, как опытный шахматист читает позицию на шахматной доске. Огромную часть учения тайцзи составляет умение преодолевать физические ограничения с тем, чтобы тело и разум могли действовать в унисон. Если в какой-то части тела ощущается напряженность, ум сосредотачивается на ней, и взаимодействие нарушается. Чен всегда мог сказать, к чему прикован мой ум.