Искуство Западной Европы: Средние века. Возрождение в Италии

И вот всюду вокруг вас на парадных сервизах, свадебных блюдах с надписями в честь новобрачной - «прекрасной», «божественной», на совсем маленьких предметах домашнего обихода, как чернильницах или солонках, - все те же богини, наяды, тритоны, сцены религиозные, но также и острозлободневные (повествующие, например, о нахождении античной скульптурной группы Лаокоона, о бедствиях Италии, о правлении такого-то герцога), с чудесными декоративными мотивами в стиле тех, что были выполнены в ватиканских лоджиях учениками Рафаэля.

А обволакивающее со всех сторон сочетание красно-желтых, перламутрово-серых, розовых и коричневых тонов, то там, то здесь пронизанных синевой, столь типичных для ре-нессансной майолики, напомнит о теплой красочной гамме тосканских и римских дворцов и о небе, что служит им увенчанием и фоном.

ВЕНЕЦИЯ И НОВАЯ СТРАНИЦА В ИСТОРИИ ЖИВОПИСИ

«Бракосочетание с морем»

Скажем снова: шедевр искусства рождается навеки.

Конкретность образов Джотто явилась для современников откровением. Но реализм Джотто не перечеркивает «бестелесную» иконопись Византии. И тут и там - взмах крыльев, одинаково мощный, ибо одинаковой высоты, полет, хотя направления его и различны. Мы уже отмечали, что по сравнению с Рафаэлем Микеланджело знаменует новую страницу. Но Микеланджело не перечеркивает Рафаэля. У каждого были свой идеал, своя вера, и, чтобы выразить их, каждый дал миру свое неповторимое искусство.

По отношению к живописи Флоренции и Рима живопись Венеции - новая страница искусства. Однако величайший гений Венеции Тициан не перечеркивает ни Микеланджело, ни Рафаэля, ни Леонардо да Винчи.

И все же, когда мы смотрим на картины Тициана, порой кажется нам: вот это, и только это, есть действительно живопись!…

Во Флоренции и Риме работали живописцы, которые часто были также ваятелями и зодчими, что и отражалось на их живописном творчестве. Они считали себя наследниками великой античной культуры с ее умственным строем, основанным на логике. Все это, да и сам пейзаж средней Италии и особенно Тосканы, радующий глаз четкостью своих очертаний, рождали у художников любовь к форме ясной и полновесной, к линии красивой и энергичной и к геометрически безупречной композиции. Это можно сказать и про Ма-заччо, и про Боттичелли, и про всех крупнейших тосканских и римских живописцев Высокого Возрождения. Их композиции архитектурны - своими членениями, строгой согласованностью объемов и линий они напоминают прекрасное классическое здание (вспомним ватиканские фрески Рафаэля); причем рисунок составляет их остов.

Живопись Венеции основана на чувственном восприятии мира. Непосредственность играет в ней большую роль, чем классическая традиция. Не столько архитектурность и геометрическая точность композиции, сколько глубокая внутренняя музыкальность отличает картины венецианских мастеров. Эти мастера были живописцами, и только живописцами, причем они видели в цвете, в его переливах, в его бесконечных сочетаниях со светом и тенью основу живописи. Ту внутреннюю силу, тот заряд энергии, которую художники Флоренции и Рима вкладывали в расположение фигур, во взаимодействие и контрасты объемов и линий, венецианские живописцы отдавали прежде всего цвету и свету. И потому их колорит бурлит, пенится и играет, каждый цвет приобретает на полотне желаемой силы звучание в перекличке с соседними цветами.

Их творчество глубоко эмоционально. Конечная цель его та же, что у живописцев Флоренции и Рима, но она достигается средствами, доступными только живописи, т. е. стихией цвета, пиршеством красок.

Чем же вызваны такие коренные отличия венецианской школы живописи?

Эпоху Возрождения можно сравнить с пробуждением от сна или с молодостью, когда все воспринимается особенно полно, остро и радостно и мир открывается человеку во всем его ослепительном многообразии.

Пробудившись от долгого сна средневековья и ощутив в себе великую силу молодости, Венеция увидела, что она красавица, и восхитилась своей полуденной, сияющей красотой.

Дивно синее небо, и дивно синее море. В вечерний час по этому небу и по этому морю разливается пурпур заката. Такого другого города нет во всем мире. Расположенный на ста восемнадцати островах, разделенных ста шестьюдесятью каналами, через которые переброшено около четырехсот мостов, подлинно вырастает он из водной синевы, так что тонут в дымке, стелющейся над лагуной, очертания его бесчисленных дворцов. Фасады их опрокидываются в сверкающей на солнце водной глади, которая искрится всеми цветами радуги от их позолоты, мозаики и мраморных инкрустаций.

Город, разросшийся в целое государство. И какое государство! Ведь «в течение долгого времени Венеция „как европейская держава" имела больше значения, чем Германия…» [1].

[1 Маркс К. Хронологические выписки. - Архив Маркса и Энгельса, т. VII. М., 1940, с. 97.]