Опять-таки хочется сказать, как все тут ясно и просто. Но, чтобы создать это впечатление, художнику надлежало обдумать каждую деталь. Стол, например, слишком мал: рассевшись по своим местам, за ним не поместились бы все участники трапезы. Но это не ошибка художника, а точный расчет, и мы не замечаем такой чисто внешней диспропорции. За длинным столом фигуры учеников, вероятно, потерялись бы, разобщились. Между тем как, сгрудившись или приподнявшись, они все дышат внутренней силой, дающей во взаимном соприкосновении разряд, порождаемый общим гармоническим напряжением. А ковры по стенам, образующие членения и выявляющие углубленность покоя, где происходит «вечеря», плавно утверждают стройное единство всей композиции.
Лет за пятнадцать до Леонардо флорентийский мастер Гирландайо тоже написал свою «Тайную вечерю». Фреска его декоративна и внушительна. Христос и ученики весьма благообразны, и чувствуешь, что ведут они между собой назидательные беседы. Тщательно выписаны и скатерть и вишни на столе. Над фигурами - просторные арки; изящные кущи деревьев с причудливыми плодами и птицами радуют наш взор.
Все говорит о том, что художник очень добросовестно справился со своей задачей. Но подлинно детским лепетом должна была показаться современникам лишенная динамизма, застывшая композиция Гирландайо рядом с гениальным творением Леонардо.
Увидев «Тайную вечерю» Леонардо, французский король Людовик XII так восхитился ею, что только боязнь испортить великое произведение искусства помешала ему вырезать часть стены миланского монастыря, чтобы доставить фреску во Францию.
Утраченные шедевры
Впрочем, гасконские стрелки того же Людовика XII, захватив Милан, безжалостно расправились с другим великим творением Леонардо: потехи ради расстреляли гигантскую глиняную модель конной статуи миланского герцога Фран-ческо Сфорца, отца Лодовико Моро. Эта статуя так и не была отлита в бронзе, потребовавшейся на пушки. Но и модель ее поражала современников.
Придворный поэт в таких выражениях воспевал это самое значительное скульптурное произведение Леонардо:
Посмотри, как хорош этот конь величавый,
Леонардо из Винчи один его сделал -
Геометр, живописец, ваятель, и, право,
Прямо с неба сей гений сойти соизволил.
А сам Леонардо с гордостью записывал: «Скажи мне, скажи мне, было ли когда-нибудь сооружено что-либо подобное в Риме…»
Погибло и другое великое творение Леонардо - «Битва при Ангиари», над которой он работал позднее, вернувшись во Флоренцию.
Ему и другому гению Высокого Возрождения Микеланджело Буонарроти было поручено украсить зал Совета пятисот во дворце Синьории батальными сценами во славу побед, некогда одержанных флорентийцами. Леонардо потерпел двойную неудачу.
Картоны обоих вызвали восторг современников и были признаны знатоками «школой для всего мира». Но картон Микеланджело, прославляющий выполнение воинского долга, показался флорентийцам более отвечающим патриотическому заданию. Совсем иные мотивы увлекали Леонардо. Но и их воплощение не было им доведено до конца. Его новые, слишком смелые эксперименты с красками опять не дали желаемого результата, и, видя, что фреска начала осыпаться, он сам бросил работу.
Картон Леонардо тоже не дошел до нас. Но, к счастью, в следующем столетии Рубенс, восхитившись этой батальной сценой, воспроизвел ее центральную часть.
Это - клубок человеческих и конских тел, сплетенных в яростной схватке.
Смертоносную стихию войны во всем ужасе беспощадного взаимного уничтожения - вот что пожелал запечатлеть в этой картине великий художник. Изобретатель страшнейших орудий «для причинения вреда», он возмечтал показать в живописи ту «цепную реакцию» смерти, которую может породить воля человека, охваченная тем предельным ожесточением, которое Леонардо называет в своих записках «животным безумием».
Композиция Леонардо потеряна для нас. Но в записях его мы находим подробное руководство, «как должно изображать битву».