Взять, к примеру, вопрос о земельной собственности. Хотя общинная собственность на землю, характерная для кочевников и ирригаторов, препятствовала развитию частнофеодального землевладения, она не смогла остановить наступление феодализма, а лишь придала ему «восточную» специфику. Общинная собственность трансформировалась в государственную, точнее — в государственно-феодальную. Верховным собственником-сувереном всех земель страны был монарх. Государство стало выступать как единый гигант-помещик. И богословам было нетрудно найти соответствующую аргументацию: ведь в Коране есть весьма определенное высказывание: «...земля принадлежит Аллаху: Он дает ее в наследиекому пожелает из Своих рабов...» (7:125). Это обстоятельство свело на нет формальный принцип общности земли — землей распоряжались по своему усмотрению духовные и светские правители: халифы и имамы, султаны и шахи. В шариате появились специальные запреты против присвоения чужих земель, кодифицировалось наследственное право. В положениях об аренде земли были разграничены права арендатора и владельца земельного участка. Короче, коллективная собственность на землю оказалась на деле фиктивной. Кстати, в отношении пастбищ у кочевников это давно доказали этнографы. Так, у арабов пастбища считались коллективным владением племени, однако право вождя распоряжаться ими по своему усмотрению превращало общинные права в фикцию и по существу не отличалось от права феодала-землевладельца. Да и наибольшую выгоду от коллективного пользования пастбищем получал, естественно, тот, у кого было больше скота. Скот же находился, согласно положениям и адата и шариата, в частной собственности. Иными словами, якобы общинная собственность на землю, в том числе и на пастбища, лишь маскировала экономическое неравенство.
Такова же социальная сущность всего комплекса исламской взаимопомощи: она, как и родо-племенная взаимопомощь, вуалирует эксплуатацию беднейших слоев общества. Налог закят, милостыня лишь смягчают контрасты в социальном положении имущих и неимущих. Что касается запрета заниматься ростовщичеством, то ростовщики всегда игнорировали запрет ислама на проценты с долга. Недаром в мусульманских странах ростовщичество приобрело самый жестокий, грабительский характер. Принцип выборности имама никогда не соблюдался, за исключением, может быть, первых четырех халифов. Верховными имамами становились, как правило, монархи — султаны, шахи, ханы, эмиры, наследовавшие духовную власть вместе со светской. Вакуфами — собственностью мусульманской общины — распоряжалось высшее духовенство.
Поздний шариат разработал концепцию и частной собственности, согласно которой право собственности — вечное и неограниченное. Это, конечно, постулат уже далеко не патриархальный. Единственное, что осталось от прежних родо-племенных обычаев в мусульманском понимании частной собственности — это толкование законности ее происхождения. Считается, что такая собственность правомерна, если возникла в результате торговой сделки, наследования или захвата добычи. Последнее как раз восходит к обычному праву бедуинов — урфу, или адату.
Наконец, из истории мусульманских стран известно, что с развитием феодализма, а затем и капитализма эксплуатация человека человеком в них достигла крайних пределов и догмы ислама не в силах были что-либо изменить. На первых порах распространения ислама наиболее грубые формы эксплуатации — грабеж во время джихада, рабовладение и работорговля, сбор дани в виде повышенных налогов на инаковерующих, а также феодальная эксплуатация зависимого населения — зиммиев — были направлены вовне мусульманской общины, на народы, исповедующие другие религии. Но впоследствии, когда эти формы утратили свое значение, изжили себя, феодальная и капиталистическая эксплуатация развились со всей силой и внутри общины мусульман. Попытки социалистического трактования элементов эгалитаризма в исламе напоминают в какой-то степени идеи «феодального социализма», подвергнутые критике в «Манифесте Коммунистической партии», и говорят о полной неспособности их сторонников понять ход истории.
Глава VI Вера и обрядность шиитов
«Могуч не тот, кто побеждает в борьбе; могуч тот, кто может победить свой гнев». Другое аналогичное по смыслу изречение пророка Мухаммада передает основатель шиитского движения в исламе праведный халиф, или, по понятиям шиитов, имам Али: «Самые благие члены моей общины — те, кто легко усмиряет свой гнев».
Раскол в исламе.