Ислам в Аравии (570-633)

Сходство содержания двух речей, разделенных двумя годами, само по себе не может вызывать сомнений относительно реальности одной из них. В конце концов Мухаммад не мог каждый раз проповедовать что-то принципиально новое, иное дело, что в дошедший до нас текст помимо несомненных анахронизмов, которые нетрудно выделить, вкрались ошибки при передаче и переосмыслении и могли попасть фразы из других проповедей, произносившихся в те же дни.

К сожалению, Коран здесь также не может быть подспорьем. Осуждение корректировки календаря и введения дополнительного месяца (IX, 36–37) может с одинаковой вероятностью относиться и к последнему хаджжу, и к наставлениям, данным Абу Бакру в предыдущем году. Характерно, однако, что в текстах проповедей Мухаммада, приписываемых времени хаджжа, у ранних историков отсутствуют, казалось бы, естественные в этом случае айаты 9-й суры Корана, направленные против вставных месяцев. У ат-Табари они приводятся именно как цитата, т. е. как уже известный текст, а не как новое откровение [+165].

Важно понять, действительно ли Мухаммад считал свою речь прощальной, или же такой характер она приобрела у передатчиков, естественно воспринимавших ее после смерти Мухаммада как прощальную. Даже у некоторых современных исследователей проскальзывает тенденция видеть в ней предчувствие близкой кончины [+166].

Однако физически Мухаммад во время хаджжа был совершенно здоров, не давал себе никакой поблажки, спал под открытым небом, отдыхал, прислоняясь к скале, и т. д. Труднее сказать, что было у него на душе: в начале июля [+167] полутора лет от роду после болезни умер любимый и единственный сын, с которым связывались все его надежды. Мухаммад тяжело переживал эту утрату, и когда сподвижники, утешая его, сказали, что уж он-то лучше других знает истину, что все возвратятся к Аллаху, то он ответил: «Глаза плачут, и сердце тоскует» [+168]. Возможно, это горе надломило Мухаммада и он стал чаще думать о своей смерти, что и прорвалось в проповеди.

Мухаммад со своими сподвижниками не стал задерживаться в Мекке и сразу после окончания обрядов хаджжа отправился в обратный путь.

СОПРОТИВЛЕНИЕ «ЛЖЕПРОРОКОВ»

Триумфальному распространению ислама, начавшемуся после взятия Мекки и установления контроля над главной святыней Западной Аравии, в немалой степени способствовало отсутствие в это время в Аравии крупных политических объединений. Однако и в этих условиях существовали силы, достаточные для отпора нескольким тысячам воинов, которые были постоянной опорой Мухаммада, и тем более немногим сотням воинов, с которыми Халид и Али двинулись на покорение Йемена. Мухаммад нес не новый политический строй, а новую религию, которая помогала складывать здание нового государства из существующих политических единиц. Вожди племен и наместники так или иначе признавали наличие у Мухаммада преимущества над ними в виде пророческой миссии. Организовать серьезное сопротивление можно было только в той же, религиозной сфере. Самое большое, что могли сделать жрецы старых культов, — пожертвовать жизнью, защищая своих богов, но, видя отсутствие поддержки соплеменников, не делали даже этого. Поэтому двух-трех десятков всадников оказывалось достаточно для уничтожения любого святилища. Серьезное сопротивление возникло только там и тогда, когда сражение перенеслось в идеологическую сферу. Впрочем, для этого потребовались реальные материальные факторы.

Сразу после хаджжа Мухаммад разослал по Аравии сборщиков садаки, которых сопровождали знатоки Корана и мусульманского обряда для наставления новообращенных. Можно себе представить недовольство мазхиджитов, несколько лет назад претендовавших на господство в Северном Йемене, когда им вдруг пришлось отдавать 2 % своего скота за честь исповедовать новую религию. Недовольству нужно было лишь найти удобную форму выражения.

Во главе восстания стал кахин из племени анс Абхала, по прозвищу ал-Асвад («черный»), объявивший себя пророком ар-Рахмана, вещавшего ему, как и Мухаммаду, через посредство небесного посланника (ангела или, по мнению мусульман, шайтана) во время трансов, которых ал-Асвад добивался, плотно закутавшись с головой в плащ. Бросающееся в глаза сходство с пророческой практикой Мухаммада объясняется не подражанием, а общей базой представлений и верований, на почве которых рождался аравийский монотеизм. Произошло это в самом конце 10 г. х. (последняя декада марта 632 г.).