Пришлось подвигаться и повертеть головой, чтобы понять, что это не так. «Победослав» почему-то не шел на помощь. «Победослав» уходил прочь, грохоча всеми орудиями. Неужели так и уйдет, бросит?
Но пришлось поверить: уйдет. Уже ушел. Несколько пиратских кораблей бросились вдогонку. Их главный барк с кошмарно развороченным бортом остался на месте. К нему медленно подтягивались парусники.
Очень скоро дал себя знать холод. Нил стучал зубами, пока не устал. Мало-помалу становилось теплее. Пираты уже не пугали, и ничего не пугало. Нил знал, что скоро умрет. От пули, осколка или холода – все равно. Он понял это, как только оказался в воде, но теперь он примирился с этим.
Жаль, но ничего не поделаешь.
С одного корабля спустили шлюпку. Странно: гребцы сначала направили ее куда-то в сторону и там что-то – или, вернее, кого-то – вылавливали из воды.
Только после этого шлюпка подошла к морякам с «Чухонца». Вот в нее втащили одного… второго… Робкая надежда затеплилась в Ниловой душе. А если и его спасут? Вдруг показалось, что не все еще потеряно и жизнь, может быть, не кончена. Пусть они пираты, пусть. Только бы спасли.
Если бы Нилу сказали сейчас: «Нет, не спасут», – он подумал бы, вздохнув: ну и ладно. Умирать вовсе не страшно. Просто немного жаль.
Шлюпка подплыла совсем близко. В руках у рыжего крепыша, стоявшего на ее носу, вдруг возникло короткое ружье. Хлестко ударил выстрел, и кто-то, уходя на дно, взмахнул странным черным рукавом. «Да это же ряса! – догадался Нил. – Это он отца Пафнутия убил, священника!»
При всей чудовищности этого злодеяния Нил не ощутил особого возмущения. Он просто-напросто начинал понемногу умирать, и когда рыжий дьявол оказался прямо над ним, сказал что-то непонятное и засмеялся, Нил не ответил и не отреагировал. Схваченный за воротник, он был одним рывком выхвачен из воды и брошен в шлюпку, но все это случилось как будто не с ним. Он просто принял это к сведению.
– Нил! Живой?! – выдохнул кто-то рядом, и Нил узнал барина. То, что барин тоже был тут, не вызвало никакого удивления. Так и должно было быть. Все правильно.
И все, надо думать, теперь кончится благополучно.
Полет – дело хорошее. Если только тебя перед тем не попотчевали кулачищем промеж глаз, отчего и летишь. И приземляться жестко – на палубные доски.
Ну их, эти полеты. Нет в них пользы и удовольствия, ошибается лейтенант Гжатский. Пусть летают птицы. Врет Харви Харвисон: нет никакой Химерики, где люди путешествуют по воздуху со скоростью тысяча верст в час. Закон всемирного тяготения велит телам тяжелее воздуха летать лишь в одном направлении – сверху вниз. В крайнем случае вниз и вбок, если телу придано горизонтальное ускорение.
Хорошо было уже то, что рыжий норманн пустил в дело только кулак, а не нож. Ибо нет в жизни счастья, но в смерти его еще меньше.
Так мог бы подумать граф Лопухин, если бы имел время на посторонние размышления. Но мыслить приходилось конкретно, ясно и быстро.
Первое: не допустить, чтобы исландцы расправились с пленниками. То, что они выловили их из воды, еще ничего не значит. С них станется выловить только для того, чтобы помучить, прежде чем убить.
Он сразу назвал себя, зная, что пираты не прикончат графа из алчности. Какая-никакая, а добыча. Обязался дать выкуп не только за себя, но и за всех спасенных. Пусть задумаются, а там видно будет. Слово, данное признанным негодяям, стоит недорого. Главное – ввязаться в драку, как говаривал французский император, убитый под Ваграмом. И уж конечно, рыжий бандит, угостивший Лопухина кулачищем, понятия не имел, что такое настоящая драка, поединок умов и характеров. Это не мордобой, не абордаж и даже не орудийная дуэль. Она длится дольше, проходит тише, но горе побежденному в ней! И сладостен вкус победы.
Исландцы хохотали. Кто-то пнул ногой Еропку, кинувшемуся помочь графу подняться, и слуга повалился на барина. Пиратам было весело.
Потом прозвучало: «В трюм их!» – и пленных погнали толчками.
– Барин, на вас лица нет, – шепнул Еропка на трапе.
– Нет? А что же тогда на мне есть?
– Извините, барин. Морда.
– Что-о?
– Так точно-с. Да еще вот этак-с перекошенная.
– Поговори у меня…
Лопухин улыбнулся. Конечно, никакой перекошенной морды у него не было и не могло быть, просто слуга попытался по-своему подбодрить барина. Решил, что есть необходимость.
Зря. Но ошибка простительная.
Все, что смог сделать Рутгер, – это удержать «Молот Тора» на плаву. Левый борт красавца-барка превратился в руины. Будь зыбь чуточку сильнее, вода свободно заплескивала бы в трюм, лишив смысла борьбу за живучесть судна. Но авральная команда под руководством судового плотника справилась, и барк был вне прямой опасности. Он дойдет до самого Рейкьявика, если не попадет по пути в шторм.