Исландская карта

– Ну а какая же… Э! Кто ж так чистит! Сюда гляди, вот как надо! Эх ты! Сразу видать, что с Енисея…

Нил старательно работал. После сюртука пришлось вычистить мундир и навести глянец на графскую обувь – две пары.

Только после этого Нил вновь обратился к Еропке, укладывающему в два больших чемодана сорочки, кальсоны, носки, носовые платки, мягкие домашние туфли и многое прочее.

– Дядя, а дядя…

– Чего тебе еще?

– Ведь я барину нисколечко не нужен, да?

– С чего ты это взял?

– Это он спор проиграл, вот и старается. А сам даже не спросил меня ни о чем, не то что вы.

– Цыц! – Слуга выкатил на Нила страшные глаза. – Чего не знаешь, о том не болтай. Делать его сиятельству нечего, кроме как тебя выспрашивать! Он человека насквозь видит, понятно?

Нил поежился, хотя понятно ему, по правде говоря, не было. А может, слуга уже успел доложить барину то, что сумел выспросить? А когда успел?

Нет, ничего тут сразу не понять…

Однако кормят от пуза – раз. Одежду дали – два. Не бьют – три. Это уже сейчас. И кое-что обещано на потом. Ну разве не свезло?

А значит, надо быть полным олухом, чтобы думать о том, как сбежать.

«Остаюсь», – решил Нил, чувствуя все же некоторую тревогу.

Глава вторая, в которой граф Лопухин удостаивается высочайшей беседы, Еропка вновь приходит в ужас, Нил помогает строить гидроэлектростанцию, а полковник Розен поет дифирамбы ручным гранатам

Мощный, новейшей конструкции, паровоз «Змей-Горыныч» лихо свистнул, отгоняя зевак от края дебаркадера, запищал тормозами, окутался паром и зашипел, как настоящий змей. Не доехав ровно одной сажени до земляной насыпи, венчающей конец пути, он замер. Звонко ударил колокол, возвещая о точном – минута в минуту – прибытии «Красной Стрелы» на Николаевский вокзал.

И сейчас из распахнувшихся дверей вагонов мимо кланяющихся в ненапрасной надежде на чаевые вагонных служителей повалили пассажиры, смешавшись с пестрой толпой встречающих. Мелькнули бляхи носильщиков, послышались зазывные крики: «А вот кому вещи поднести? Без обмана и утруски! Не зевай, торопись, недорого!» По преимуществу бляхи стремились к вагонам первого класса, но не обходили вниманием и второй, а что до третьего, то его в «Красной Стреле» отродясь не водилось.

В вагоне произошло оживление. Мимо открытой двери купе Лопухина прошествовало семейство: пожилой толстый господин в летнем пальто и котелке, пыхтящий под тяжестью двух чемоданов и одновременно сражающийся с гигантской шляпной коробкой, его пышнотелая супруга в платье с преогромным турнюром и две дочки-близняшки с одинаковыми болонками на руках.

– Ну-ка, – шепнул Еропке граф, – скажи, кто таков.

– Вон тот толстый господин?

– Полный, а не толстый. Сколько тебя учить. Еще лучше – представительный. В крайнем случае – дородный.

– Ну-у, барин… По-моему, он толстый, а никакой не представительный.

– Не пытайся выиграть время, отвечай. Итак, этот господин…

– Банковский служащий, – последовал немедленный ответ.

– Какого ранга?

– Высшего.

– Директор банка?

– Нет. Разве что банк совсем никудышный. Ничего себе шишка, но не директор.

– Так, – сказал Лопухин. – А почему, скажем, не… м-м… помещик, едущий в Петербург пристраивать дочерей в Смольный?

– В мае месяце? Шутите, барин. И на помещика-то он вовсе не похож…

– А на банковского служащего, выходит, похож?

– Точно. Вылитый. А что, не так?

– Этого полного господина, – наставительно произнес Лопухин, – зовут Аполлон Фаддеевич Шейкин, он служит главным инженером у Путилова. Проходил свидетелем по делу о мраксистских кружках. Пятьдесят один год, награжден Станиславом третьей степени, женат первым браком, трое детей, старший сын служит подпоручиком в Павловском полку. Вся семья страдает грудной жабой и регулярно лечится на водах, откуда, надо полагать, и возвращается в столицу. Вот тебе и банковский служащий.

– Ну-у, барин, это нечестно! У вас небось картотека, а у меня что?

– Картотека прежде всего должна быть вот здесь. – Граф легонько постучал себя пальцем по лбу.

– Куражьтесь, барин, воля ваша…

За астматичным семейством явился Нил. Не решаясь войти в купе, мялся в проходе, пока не был ушиблен чей-то кладью. Не дожидаясь указания барина, Еропка втащил мальчишку в купе.

– Сиди тут. Вещи где?

– Там, – указал рукой Нил в сторону соседнего купе. – Лежат.

– «Там»! Кому было сказано не отходить от вещей! Думаешь, воры только в Сибири водятся? Балда! На минуту тебя оставить нельзя!

– А вы сами?

– Что я? Не видишь, что ли: я вещи барина укладывал. Вот он, саквояж. У каждого свое дело. Есть у меня время за тобой следить, а?..

Попыхивая папироской, Лопухин иронически наблюдал за потугами слуги внушить Нилу элементарные представления о служении. Неизвестно, какая педагогическая поэма могла развернуться на его глазах, если бы в тамбуре не рявкнули зверем, явно игнорируя надпись «Господ встречающих просят не входить в вагон»: