Исландские королевские саги о Восточной Европе

Среди источников, использованных Оддом, исследователи называют сочинения Сэмунда и Ари, «Историю о древних норвежских королях» Теодорика Монаха, до недавнего времени к ним относили и «Древнейшую сагу об Олаве Святом» (см. ниже). Считается, что отдельные вставки из «Обзора саг о норвежских конунгах» могли быть внесены в первоначальный исландский перевод саги. Впрочем, Т. М. Андерссон убежден, что наблюдаемые сходства в трудах Одда и Теод орика скорее можно объяснить наличием общего источника, нежели заимствованием[304]. Исследователь утверждает, что главы 1-41 у Одда основаны на источнике (или источниках), несомненно письменном, к которому обращался, в свою очередь, и Теодорик; в качестве дополнительного материала, особенно в повествовании о событиях в Швеции и на Руси, Одд использовал устную традицию, равно как и в других частях своей саги[305]. Т. М. Андерссон также подчеркивает, что в главах 1-25, где рассказывается о бегстве Олава из Норвегии, его эстонском плене и времени, проведенном им на Руси, монах Одд весьма приблизительно следует имеющимся в его распоряжении источникам («норвежским синоптикам»), значительно расширяя их содержание за счет сведений, полученных им от устных информантов[306]. Исследователь указывает, что «Сага об Олаве Трюггвасоне» монаха Одда и «Древнейшая сага об Олаве Святом», хоть и являются полноценными по объему письменными сагами, составлены достаточно грубо, что выдает в них не запись устоявшегося устного нарратива, а попытку свести вместе на письме крупицы разрозненной информации[307]. Все более в литературе утверждается мнение, что биографические данные Олава Трюггвасона, сохранившиеся в письменных источниках, Одд Сноррасон расцветил сюжетами, почерпнутыми из устной традиции[308].

Основным литературным образцом для монаха Одда послужила, по мнению Л. Лённрота[309], так называемая «Хроника Псевдо-Турпина», более точно называемая «Historia Karoli Magni et Rotholandi», весьма популярная и красочная латиноязычная биография Карла Великого, написанная в первой половине XII в., переведенная на древнеисландский язык между 1190 и 1225 гг., а позднее включенная в «Сагу о Карле Великом».

Многие части саги Одда построены по образцу библейских и агиографических сказаний. Эпизод обращения Олава в христианство прорицателем на Сюллингах заимствован Оддом из «Диалогов» папы Григория Великого (593–594 гг.); сцена ожидания Олава его противниками перед битвой у острова Свёльд – из сочинения «О деяниях Карла Великого» («De gestis Caroli Magni») монаха Сен-Галленского монастыря (конец IX в.), где рассказывается, как король Дезидерий и его соратник Октер наблюдают со стен столицы лангобардов Павии за приближением франков.

Обсуждение жанровой принадлежности «Саги об Олаве Трюггвасоне» монаха Одда порой приводило к тому, что из королевских саг она «превращалась» в агиографическое сочинение[310]. Весьма привлекательно выглядит характеристика, данная этой саге Т. М. Андерссоном: по его меткому выражению, сага имеет «биполярную композицию», что позволило представить Олава Трюггвасона как фигуру религиозную, с одной стороны, и политическую – с другой. Начальная часть саги, фокусирующая свое внимание на бегстве Олава, напоминающем бегство Святого Семейства в Египет от преследований Ирода, и на его последующем возвращении в Норвегию в качестве проповедника и крестителя, выглядит жизнеописанием святого. Однако заключительные главы, подводящие к битве при Свёльде, читаются как героическое повествование, близкое по стилю и композиции к более поздним героическим сагам. Ведь Одд создавал сагу для далеко не однородной аудитории: с одной стороны, он писал под влиянием агиографической литературы для своих собратьев монахов; с другой – под влиянием существующей в обществе традиции об Олаве Трюггвасоне – для носителей этой традиции и прочих мирян, привыкших почитать Олава как конунга и героя[311]. Тот факт, что труд Одда написан на латинском языке, наводит Л. Лённрота на мысль, что монах ориентировался не только на своих исландских коллег, но и на более широкую, международную аудиторию, стремясь к тому, чтобы его книга читалась во всей Северной Европе. Таким образом, его цель предстает целью церковного политика, пытающегося утвердить новое видение процесса христианизации Западной Скандинавии[312].