Исландский рыбак

Иногда его охватывало исступленное желание встать с постели, где, он чувствовал, его караулит смерть, выйти на вольный воздух палубы, попробовать снова жить!.. О! Какие-то другие люди бегали по вантам,[39] сидели на марсах!.. Но все его огромные усилия приводили лишь к тому, что он едва приподнимал ослабевшую голову, как случается с человеком во сне, и вновь ронял ее на ту же вмятину в подушке и всякий раз после такого напряжения на некоторое время терял сознание.

Чтобы доставить ему удовольствие, открыли иллюминатор, несмотря на то, что море еще не вполне успокоилось и это было опасно. Время близилось к шести вечера. Когда подняли железный ставень, в помещение полился ослепительный красный свет. Закатное солнце показалось на горизонте в прорехе мрачного неба во всем своем великолепии, слепящие лучи гуляли по переваливающемуся с борта на борт судну, и освещение в госпитале было дрожащим, слово от качающегося факела.

Но воздуха так и не прибавилось, он не доходил сюда и потому не мог изгнать запахи болезни. Везде на бескрайнем пространстве экваториальных вод царила теплая влага, удушливая тяжесть. Воздуха не хватало даже для умирающих.

…Последнее видение очень взволновало Сильвестра: по дороге быстро-быстро шла бабушка Ивонна с печатью мучительной тревога на лице; дождь лил из нависших мрачных туч, она шла в Пемполь по вызову Бюро морского флота, чтобы получить сообщение о смерти внука.

Теперь он бился в судорогах, хрипел. Ему вытирали в углах рта воду и кровь, поднимавшиеся из груди. Великолепное закатное солнце по-прежнему освещало его; казалось, весь мир охватил пожар, а облака полны крови; через открытый порт в помещение вливалась широкая огненно-красная полоса света, она обрывалась на кровати Сильвестра и окружала его сиянием.

…В эту минуту это же солнце светило над Бретанью, где время близилось к полудню. То же самое солнце в тот же самый момент своего бесконечного существования. Там, однако, оно было совершенно иного цвета; находясь высоко в голубоватом небе, дневное светило освещало мягким белым светом бабушку Ивонну, которая сидела на пороге и шила.

И в Исландии, где было утро, оно тоже появилось в эту смертную минуту. Здешнее, еще более тусклое солнце, казалось, можно было увидеть только лишь как-нибудь изловчившись, сделав нужный наклон. Оно уныло освещало фьорд, куда отнесло течением «Марию», и небо в этот раз отличалось той северной чистотой, которая навевает мысли об остывших планетах, лишившихся атмосферы. С холодной отчетливостью оно высвечивало детали того нагромождения камней, которое являет собой Исландия; с «Марии» вся эта страна казалась расположенной в одной плоскости, стоящей вертикально. Янн, тоже как-то странно освещенный, по обыкновению, ловил рыбу среди этих будто лунных пейзажей.

…В миг, когда огненно-красная полоса, проникающая через порт судна, погасла, когда экваториальное солнце совсем исчезло в золоченых водах, глаза умирающего юноши закатились. Сильвестру опустили веки с длинными ресницами, и он вновь сделался красивым и спокойным, будто мраморным…

Не могу не рассказать о погребении Сильвестра, которого я сам провожал в последний путь на острове Сингапур. Многих, умерших в первые дни плавания, сбросили в китайские воды, а поскольку эта малайская земля находилась совсем близко, тело Сильвестра было решено продержать на борту еще несколько часов и доставить на сушу.

Похороны происходили утром, очень рано, из-за страшного солнца. Тело поместили в шлюпку, накрыв французским флагом. Большой причудливый город еще спал, когда мы причалили к берегу. Маленький фургон, присланный консулом, ждал нас на пристани. Мы положили в него Сильвестра и деревянный крест, сделанный на корабле; краска на кресте еще не успела высохнуть, и белые буквы имени растекались на черном фоне.

Мы проехали по этому Вавилону на рассвете. Волнение охватило нас, когда мы увидели в двух шагах от омерзительного китайского вертепа французскую церковь, где царили тишина и спокойствие. Под высоким белым нефом, где я стоял со своими матросами, «Dies irae»,[40] который пел священник-миссионер, звучал как тихое магическое заклинание. В раскрытые двери церкви виднелись чудесные сады, дивная зелень раскидистых пальм; ветер качал высокие деревья в цвету, и падающие дождем алые лепестки залетали даже в церковь.

Потом мы отправились на отдаленное кладбище. За гробом, все так же накрытым французским флагом, шла весьма скромная процессия из наших моряков. Нам пришлось пересечь китайские кварталы, кишащие желтым людом, потом малайские, индийские пригороды, где множество самых разных азиатских лиц с удивлением смотрели на нас.