Исландский рыбак

На перекрестьях дорог стояли большие распятия. Время от времени ей попадались деревушки, круглый год обдуваемые ветром; дома в них были того же цвета, что и скалы. В одной из таких деревушек, где тропинка внезапно суживалась меж мрачных стен, увенчанных высокими островерхими крышами из соломы, совсем как в хижинах кельтов,[16] вывеска на трактире заставила ее улыбнуться. На ней было написано: «За китайским сидром» и нарисованы две пьющие сидр макаки в зеленом и розовом платьях, с хвостами. Без сомнения, вывеска — плод фантазии какого-нибудь старого моряка, вернувшегося из дальних странствий… Она ничего не упускала из виду: люди, весьма озабоченные целью своего путешествия, всегда более других забавляются разными мелочами, встречающимися на пути.

Деревушка осталась далеко позади; по мере того как Го шла по высокому мысу к краю бретонской земли, деревья становились все более редкими, пейзаж — все более унылым.

Местность была неровной, каменистой, и с любой возвышенности открывался вид на море. Деревьев теперь вовсе не стало, кругом простиралась одна лишь голая песчаная равнина, поросшая зеленым утесником, да распятия виднелись тут и там на фоне неба, отчего местность производила впечатление обширного края, где царят справедливость и благодать.

На одном из перепутий, оберегаемом громадным крестом, она на миг остановилась, решая, по какой из двух дорог, бегущих по склону среди терновника, двинуться дальше.

Откуда ни возьмись, к ней подбежала маленькая девчушка; она появилась как нельзя кстати, выведя девушку из затруднения.

– Здравствуйте, мадемуазель Го!

Это была малышка Гаос, младшая сестра Янна. Поцеловав ее, Го спросила, дома ли родители.

– Да, папа и мама дома. Только вот братик Янн пошел в Логиви, но я думаю, он там долго не пробудет.

Его нет дома! Снова злая судьба отдаляет его. Прийти в другой раз? Но малышка видела ее, она может рассказать… Что подумают в Порс-Эвене? Она решила идти как можно медленнее, чтобы Янн успел вернуться.

По мере того как она приближалась к деревне, к этому Богом забытому клочку земли, местность становилась все суровее и пустыннее. Дыхание моря, делавшее людей сильными, прижимало к жесткой земле растения, делало их низкорослыми. На тропинке валялись выброшенные на берег неведомые водоросли, указывающие на то, что где-то рядом существует совсем иной мир. Из-за них воздух был напоен соленым запахом.

Иногда Го встречала кого-нибудь из местных, людей моря — их было видно издалека в этом голом краю. Они возникали и как бы росли на фоне далеких вод. Эти лоцманы и рыбаки всегда всматривались в даль, будто подстерегали что-то в открытом море. Поравнявшись с ней, они здоровались; из-под моряцких шапок на нее смотрели загорелые лица, очень мужественные и решительные.

Время словно остановилось, и Го не знала, как продлить свой путь; встречные удивлялись, почему девушка идет так медленно.

Что Янн делал в Логиви? Наверное, развлекался с девицами…

Знала бы она, как мало его интересовали красавицы! Время от времени, если какая и пробуждала в нем желание, ему достаточно было лишь дать знать об этом. Как говорится в одной старой моряцкой песенке, пемпольские девочки слишком любят плотские утехи и редко отказывают красивому парню. Нет, просто-напросто он отправился сделать заказ плетельщику, который один во всей округе умел хорошо плести верши для ловли омаров. Как далек он был в тот момент от мыслей о любви!

Она подошла к часовне, стоявшей на холме и видной еще издали. Часовня была крохотной, серого цвета и очень ветхой. Рядом с нею в этом засушливом месте росло несколько деревьев, тоже серых и уже сбросивших листву; деревья походили на волосы, чьей-то рукой откинутые на одну сторону. Эта же рука, вечная рука западных ветров, топила рыбачьи лодки, валила в ту сторону, куда стремились волны, кривые ветви на побережье. Старые деревья росли вкось, согнувшись под вечной тяжестью этой руки.

Го уже находилась в конце пути, потому что это была часовня Порс-Эвена; она остановилась возле нее, чтобы еще потянуть время.

Часовня была обнесена невысокой полуразрушенной стеной, за которой виднелись кресты. Все было одного цвета — часовня, деревья, могилы; все казалось одинаково выгоревшим, изъеденным ветром и морем; один и тот же сероватый с бледно-желтыми пятнами лишайник покрывал камни, узловатые ветви деревьев, гранитных святых, стоящих в нишах стены.

На одном из деревянных крестов большими буквами было написано: «Гаос Жоэль, восемьдесят лет».

Ах да, это дед. Море пощадило старого моряка. Разумеется, многие из родни Янна спят вечным сном за этой оградой, ей следовало быть готовой, и все же фамилия, увиденная на могиле, произвела на нее тягостное впечатление.

Она поднялась на паперть, совсем маленькую, обветшалую, побеленную известью. Но там сердце ее еще сильнее сжалось.

Гаос! Опять эта фамилия, высеченная на одной из траурных досок, которые устанавливают в память о тех, кто умер в открытом море.

Она принялась читать: