Испанец в России. Из воспоминаний

У лепщика Анатолия Крякушина как-то украли новенький костюм. Он догадался, кто это сделал — из своих, костельских, — заявил в милицию, вора уличили, был суд, и виновный получил, кажется, два года тюрьмы. Приятели вора с Малой Грузинской — тоже из воров и шпаны — сильно избили Крякушина. Тогда он позвал нас, испанцев, отомстить чужим и неправым, чтоб впредь неповадно было. Выследив главного виновника по кличке «Нос» (у него действительно выдавался нос), а с ним был еще один, мы втроем — Альфредо Бильбао, я и сам Крякушин — напали на них, взяв в руки всякие твердые предметы, и тоже крепко побили. Я обычно участвовал в драках без энтузиазма и не очень усердствовал, можно сказать, формально выполнял свои неприятные приятельские обязанности.

Подобных событий было в костеле много. А более приятных и светлых? Такое тоже было. Геннадий Некрасов, камнерезчик из нашей группы (сам с Кургана, с Южного Урала), полюбил какую-то девушку, они поженились, и мы пировали в подвале костела. Правда, Некрасову не повезло: лет через двадцать, то есть совсем еще молодым, он разбился на машине в горах Кавказа.

Некоторые из наших резчиков, как и я, не любили гранитные работы на стройках и постоянно искали более достойную и художественную работу — по мрамору, известняку и ради этого даже терпели нужду. Однажды Саша Синельников, один из лучших резчиков и вообще талантливый человек (тоже из Кургана), сказал нам радостно:

— Всё, ребята, — нашел хорошую работенку.

— Где? — спрашиваем.

— В морге!

Все смеемся, а Саша говорит:

— Я серьезно!

— И что ты там делаешь?

— Ясно что — мертвецов обмываю.

Общий хохот. А Синельников, серьезнейшим тоном:

— Конечно, это временно, чтобы перебиться… Зато заработок хороший. Правда, денег дают мало, а остальное — натурой…

— Как — «натурой»?

— А так: девять обмоешь — десятого бери себе.

Не знаю, сам ли Саша придумал эту шутку (а он был шутник) или где-то подхватил, только больше я нигде ее не слышал.

А Костя Иванов устроился… милиционером! Прослужив несколько месяцев, он уволился (или его уволили), причем оставили ему милицейские форменные брюки. Пожалели его что ли? Ходить в них он не хотел, решил продать и обратился ко мне за помощью: мол-де, не умею торговать. Пошли на Тишинский рынок, что поблизости от костела. Я выставил хорошую цену и стал весьма убедительно расхваливать товар, а он, и правда, был высокого качества, только узенький красный кантик-лампас портил дело, но я и эту деталь расхваливал: «Оригинально!» В итоге хорошо продали брюки.

Между прочим, вспомнил странную, установившуюся тогда на рынке формулу торговли. Например: «Сколько просишь?»

— Пятьсот.

— А как отдать?

— Четыреста пятьдесят.

Я не соблюдал эту форму, говорил: «Так и отдать!» — и на меня злились, мол, ненормальный. Ну а затем, разумеется, зашли мы с Костей в «Чайную» (нелепое название), попросили знаменитые тогдашние «сто пятьдесят, кружку пива и сосиски с капустой» (или с горошком), ну и хлеба, а горчица на столе. Сначала «хлоп» по сто пятьдесят, затем едим, пиво пьем, разговариваем… И никакого чая. Полное счастье.

Рассказывая о нашем замечательном училище, я еще ничего не сказал о своих друзьях. Вообще доброжелателей было у меня много, неприятелей же — ни одного, даже самого незначительного. Это можно считать следствием особой черты характера: я должен быть всегда «на уровне», иначе неприятно, ненормально. И я за этим следил — сознательно и бессознательно. Если бы я стал для кого-нибудь неприятным типом — это было бы для меня «смерти подобно». Естественно, такое требование к себе в большом обществе «разноперой» молодежи потребовало от меня выработки особой культуры поведения с элементами тактических хитростей, но, в основном, я «брал» своими способностями, обходительностью и всяческой помощью.

Из друзей хочется выделить двух: москвича Игоря Капкалло (его предки приехали из Белоруссии) и Сашу Синельникова из Кургана (Южный Урал), он тоже жил в общежитии. С Игорем мы подружились сердечно, то есть произошло не вполне объяснимое притяжение душ, а с Сашей сошлись на деловой, профессиональной почве. Он, несомненно, был одним из лучших учеников, и мы с ним, рассматривая альбомы с репродукциями или посещая музеи, любили обсуждать произведения скульптуры и архитектуры. Талант есть талант, поэтому я не удивился, когда в последствии он, научившись у приятеля, стал замечательным ювелиром.

Игорь восхищался моими способностями, а я — его ясной душой и искренними чувствами. Он был сильным и смелым парнем, несколько агрессивным в спорах, так что серьезно сцепиться с ним охотников не находилось. Но ко мне это не имело отношения. Раз или два в неделю, когда после учебного дня ему почему-то не хотелось час или полтора дожидаться ужина, он отдавал мне свою порцию. Мы с ним сидели за одним столом, так что раздатчица ставила на стол четыре порции — я съедал две.