Испанец

И Игорь решился на поистине отчаянный шаг: он, как ни в чем ни бывало, отправился к матери Марины, прикинувшись, что ничего не знает о ее переезде.

Елене Петровне, матери Марины, Игорь нравится.

Во-первых, он был хорош собой, а Елена Петровна, кокетничая, нет-нет, да говаривала на семейных праздниках, что очень любит красивых мужчин.

Во-вторых, в свое время Елена Петровна возлагала на Игоря огромные надежды. Она мечтала, что именно он заберет Марину из отчего дома, взяв ее замуж и сняв тем самым с плеч родителей эту непосильную ношу – заботу о дочери.

И в-третьих, она видела в Игоре нечто такое, что их роднило. Елена Петровна твердо была уверена, что с ним-то Марина не забалует, и прольет немало слез, на которые мать с пафосом сможет говорить ей что-то типа «сама выбирала, теперь тяни этот груз» и «все так живут, а как ты хотела?». Словом, для поучительных лекций было просто раздолье.

- Игореша! Привет! Забыл совсем нас, сто лет не был!

Открывшая Игорю дверь Елена Петровна, казалось, была очень обрадована его визиту.

- Ну, проходи, что же ты стоишь в пороге?

Интересно, зачем она его зазывает, подумал Игорь, изображая смущенную улыбку на своем лице. Марина ведь с ними не живет. Или?..

- Да неудобно, - Игорь сразу решил расставить все точки над i, сразу дал понять, что знает, что Марины тут нет и быть не может, и все заманивания типа «она вот-вот придет» неуместны. – Мне б телефончик ее узнать. Потерял номер…

Но у Елены Петровны, кажется, были свои планы на этот вечер. Она решительно отступила вглубь коридора, открывая Игорю вход в свое логово.

- Заходи, заходи, не стесняйся, - с нарочито преувеличенным гостеприимством в голосе проворковала она. – И никаких отговорок! Я хоть чаем тебя напою!

Все это время, все полгода, что Марина жила отдельно, мать не видела ее ни разу и не слышала о ней ничего. Марина защищала свой новый,  уютный хрупкий мир очень тщательно, даже одержимо. Казалось, она нарочно избегает таких мест, где может встретить мать, на звонки отвечала односложно, ссылаясь на занятость. Как-то раз столкнувшись с Анькой, Елена Петровна просто-таки вцепилась в девушку, пытаясь вытрясти из нее хоть что-то о дочери, но та ловко вывернулась, не сказав ничего, нахально заявив, что тоже ничего о Марине не знает, потому что не сует нос туда, куда ее не приглашают.

Врала, конечно.

От ярости и бессилия Елена Петровна могла лишь сопеть, как старый бульдог, багровея по самые брови от ярости и глядя в наглые, как смотровая щель танка, глаза Аньки. Хотелось и ее облаять, сказать ей, что она хамка, нахальная распутная девка, которая наверняка дурно влияет на Марину, и наверняка развратила ее, а в квартире дочери устроила притон! Но рядом была мать Аньки; и Елена Петровна сдержала свои порывы, багровея и чувствуя, как кожа на груди тоже пылает от румянца, словно в нее кипятком плеснули.

Дочери Елена Петровна теперь боялась, как боялся бы бывшего раба всякий тиран, получивший решительный отпор и лишившийся своей власти. Сначала она долго ждала, когда Марина, смакуя каждый день свои мечты об униженных просьбах дочери ее простить. Но время шло, месяц, второй, третий, а Марина не спешила на попятную, и в голову Елены Петровны закрались первые сомнения. А придет вообще Марина-то?..

Тогда женщина решилась наведаться к дочери сама. Нет, она не собиралась мириться и отступать от своего плана. Напротив – она хотела морально подавить Марину; хотела пройти, не раздеваясь и не разуваясь, оставляя следы обуви на мытых полах, морщить нос, рассматривая жилище дочери, какие-то милые нехитрые безделушки и простой, незамысловатый уют. Она даже решительно ключ взяла от дверей этой квартиры, полагая, что имеет право открыть и войти без приглашения. И все свои действия она оправдывала весьма благовидным предлогом – узнать, не околела ли с голоду ее растяпа-дочь.

Но этим сладостным мечтам сбыться было не суждено. Поднимаясь на второй этаж, женщина еще на лестнице увидела то, чего, по ее расчетам, никак быть не могло: новую стальную дверь с щегольской фурнитурой цвета матового белого золота.

Подойдя к дверям, Елена Петровна некоторое время изумленно изучала замок, изящно изогнутую ручку, красивую металлическую светлую отделку на темном полотне и  растерянно сжимала большой латунный ключ на взлохмаченной, местами засаленной до блеска веревочке. Марина грозилась сменить замок, но тогда Елена Петровна не восприняла ее угрозу всерьез. На это нужны были деньги, а их у Марины не было.

А на новую дверь, значит, нашлись?..

И тут Елена Петровна впервые испытала страх, потому что ее привычный мир пошатнулся. Почему-то в голову полезли хаотичные мысли об одинокой старости, о болезнях и – не приведи Господь! – об инсульте и параличе. Раньше она думала, что Марина , это ни на что толковое не годное неуклюжее создание, никуда не денется; и ей придется до смерти родителей помалкивать в тряпочку и терпеть их воспитательные меры. А эта чертова новая дверь… она словно накрепко закрыла жизнь Марины от матери, от ее надвигающейся старости и беспомощной немощи.