Политический либерализм выразился в принятии новой системы управления: монарх и двухпалатный парламент; первый — как глава государства, второй (сенат и конгресс) — главный законодательный орган. Члены сената назначались монархом, эта система представительства закрепляла традиционалистскую линию кастильского конституционализма (имения-эстаментос). Либеральные радикалы (так называемые прогрессисты) согласились на сенат в надежде в будущем постепенно добиться сокращения парламента до единственной палаты. Однако, за исключением муниципальных выборов 18 декабря 1868 года, общее избирательное право для мужчин в возрасте старше двадцати пяти лет, которое депутаты собрания в Кадисе внесли в свод законов от 1 января 1810 года, до 1890 года оставалось пустой мечтой.
Нижняя палата (конгресс депутатов) формировалась от избирательных округов с численностью населения от 0,15% (1836) до 5,7% (1879) от совокупного населения страны. Это казалось совершенно естественным для «умеренных», таких как Мартинес де ла Роса, маркиз де лас Амарильяс, Доносо Кортес и Кановас дель Кастильо. «Доктринерский либерализм» сосредоточился на праве собственности, особенно земельной, и политическом представительстве. Голосование являлось уделом тех, кто обладал влиянием и соответствующим опытом; лишь «первые люди» деревень, городов и, с 1878 года, промышленные магнаты могли претендовать на это право.
Королевский дворец в Мадриде
Неспособность королевы-регентши подавить восстание карлистов заставила поторопиться с реализацией либеральной аграрной реформы. Из Лондона после двенадцати лет ссылки вернули Мендисабаля и поручили ему управление финансами государства и поиск средств для успешной борьбы с карлистами. И Мендисабаль преуспел: он договорился с Лондоном о закупке оружия, а также о предоставлении испанскому двору армейских (12 000 человек) и флотских (одна эскадра) подразделений. Однако государственной казне требовалось нечто более существенное, нежели очередная добавка к национальному долгу. Мендисабаль прибег к проверенному способу — конфискации муниципальных и церковных земель, тем самым завершив длительный процесс, который тянулся с первых лет монархической власти в Кастилии.
ОТМЕНА ЧАСТНОЙ ЮРИСДИКЦИИ
Дворяне-землевладельцы первыми получили выгоду от новых законов. Королевский указ от 26 августа 1837 года, который освобождал земли сеньоров от майората и ограничений в порядке наследования, был принят аристократией с нескрываемой радостью. В 1837 году корона в заботе о королеве-регентше (та вступила в брак с мещанином всего через три месяца после смерти Фердинанда VII) была вынуждена пойти на уступки либералам во имя борьбы с карлистами. Крупные землевладельцы не выказывали ни малейшего желания поддерживать корону, как это было в правление Фердинанда VII. Возможно, перемена отношения знати объяснялась тем, что закон 1837 года, объявлявший сеньории собственностью государства, освободил тех, кто фактически владел землей, от необходимости приводить титулы в соответствие реальному положению дел.
Различие между территориальными и «ведомственными» сеньориями никогда не определялось четко в законодательстве, а дворянство не выказывало стремления помочь установить категорию своих земельных владений, которые использовались в привычной манере — прибыль поступала от ренты, налогов и сборов. Однако до 1837 года дворяне горячо доказывали, что все их земли относятся к территориальным и потому должны считаться частной собственностью с безграничным правом на владение. Нормативные права и избавление от необходимости доказательств поставили их в неуязвимое положение. Ни одна из сторон этого нового альянса старой землевладельческой аристократии и честолюбивых нуворишей, которые покупали землю и хотели большего, не желала вдаваться в правовые тонкости, чтобы не спровоцировать конфликт и не создать прецедент. Другие заинтересованные стороны, небольшие города с самоуправлением и фермеры-арендаторы, которые обращались в суд, крайне редко добивались компенсации.
ОТМЕНА ОГРАНИЧИТЕЛЬНЫХ УСЛОВИЙ ПРИ НАСЛЕДОВАНИИ ИМУЩЕСТВА ЦЕРКВИ
Становившаяся все вероятнее возможность стремительной атаки на принципы наследования церковных земель получала одобрение практически всех сословий, кроме, разумеется, самой церкви, прелаты которой именовали Мендисабаля как зодчего «великого грабежа» (immense latrocinio). Умеренные политики, которые, будучи в оппозиции, высказывались против конфискации земель церкви, охотно допустили реализацию «прогрессивных законов», придя к власти. Отмена ограничений на наследование церковных земель также означала потерю доходов, например церковных десятин и начатков, которые отныне забирало государству. Ватикан смирился с ситуацией и в 1851 году подписал новый конкордат, который оставлял испанской церкви добровольные пожертвования, плату за неурочные службы и значительные суммы из национального бюджета «на нужды богослужения и духовенства» (culto у clero).