Испанская баллада (Еврейка из Толедо)

«Мне сорок лет, но вся моя жизнь уже позади. По-настоящему живо для меня только прошедшее. А настоящее заволокло чадом и пылью, точно поле в разгар битвы. И если когда-нибудь я одержу победу, ничего от этого не останется, кроме чада и тоски. Вот если бы я мог побеждать для моего сына, для моего Санчо, для моего милого бастарда! Но кто знает, где в то время будет мой Санчо? Должно быть, среди тех, кому мир важнее даже, чем победа».

Тем временем погребальное шествие достигло своей цели.

У толедских евреев было три кладбища — два за пределами городских стен, одно в самой иудерии. На этом маленьком древнем кладбище находились усыпальницы самых знатных семей, и в том числе Ибн Эзров. Среди умерших Ибн Эзров здесь покоились такие, что вели свой род от потомка царя Давида, пришедшего на Иберийский полуостров вместе с Адонирамом, сборщиком податей у царя Соломона, о чем свидетельствовали надписи на их надгробных камнях. Еще покоились здесь среди умерших Ибн Эзров такие, что были купцами во времена римлян, банкирами, сборщиками податей, и еще такие, что жили в Толедо при готских королях и подвергались преследованиям и гонениям, и такие, что были при мусульманах визирями, знаменитыми врачами и поэтами. Покоился здесь и тот Ибн Эзра, который некогда построил кастильо, носивший их имя, и тот, который отстоял для императора Альфонсо Калатраву, — дядя Иегуды.

На это именно кладбище и принесли тела усопших.

Тесной скорбной толпой стояли провожающие, такой тесной, говорит летописец, что по их плечам можно было бы пробежать, как по земле.

На месте погребения Ибн Эзров были вырыты две новые могилы. В эти могилы положили Иегуду Ибн Эзра и дочь его Ракель, чтобы они упокоились рядом со своими предками.

Потом омыли себе руки и произнесли слова благословения.

И дон Хосе Ибн Эзра, как ближайший родственник, прочитал заупокойную молитву, которая начинается так:

«Да будет провозглашаемо могущество и святость великого имени его...» А кончается: «Кто действует миротворно в высотах своих, тот да учинит мир нам и всему Израилю. Скажите: аминь!»

И тридцать дней во всех еврейских общинах на полуострове, а также в Провансе и во Франции творили эту молитву в память дона Иегуды Ибн Эзра, нашего господина и учителя, и доньи Ракель.

А по всей Кастилии, где бы ни собирались люди, на базарах и в харчевнях, жонглеры и бродячие певцы пели баллады о короле Альфонсо и его пылкой роковой любви к еврейке Фермозе. Глубоко в народную гущу проникали эти песни, и, будь то в праздник или в будний день, за едой или за работой и даже сквозь сон, каждый в Кастилии пел и напевал:

Так любовь, что ослепляет,
Сбила с толку дон Альфонсо,
И влюбился он в еврейку
По прозванию Фермоза,

Да, звалась она Прекрасной.

И недаром. И вот с ней-то
Позабыл король Альфонсо
Королеву.

Сам же дон Альфонсо больше ни разу не вступал в пределы Уэрта-дель-Рей.

Медленно дичали сады и разрушалась Галиана. Искрошилась и белая стена, окружавшая обширное владение. Дольше всего держались главные ворота, в которые вломились Гутьере де Кастро с приспешниками, чтобы убить Ракель и её отца.

Я сам стоял перед этими воротами и читал полустертую арабскую надпись, которой Галиана приветствовала гостя: «Алафиа — мир входящему!»

Г. Полонская. «Испанская баллада» Л. Фейхтвангера

«Испанская баллада» (в подлиннике книга называется «Еврейка из Толедо») предпоследний роман Л. Фейхтвангера. Он написан в 1954 и вышел в свет в 1955 г. в ФРГ (Гамбург) под названием «Испанская баллада» — «Spanische Ballade», Hamburg. 1955, а через год — в ГДР (Берлин) — «Jüdin von Toledo», Aufbau-Verlag, Berlin, 1956.

Сюжет книги, заимствованный из испанской средневековой хроники, не раз использовался в произведениях художественной литературы. Фейхтвангер был знаком со многими из них, а некоторые, например, драмы Лопе де Вега и Грильпарцера, оценивал довольно высоко. Что же побудило его самого обратиться к старинной истории о любви кастильского короля и прекрасной еврейки?

Общеизвестен взгляд Фейхтвангера на исторический роман, в котором он видел возможность отразить насущные проблемы своего времени. Историческая аллегория, по словам Фейхтвангера, помогает «как можно правдивее передать собственное мироощущение; собственную эпоху, собственную картину мира». А картина современного мира к 1954 г., году написания романа, то есть спустя почти десять лет после разгрома фашистов во второй мировой войне, внушала писателю глубокую тревогу.