Испанская хроника Григория Грандэ

Высадившись на побережье, пепеляевцы начали поход на Якутию. Борьба с пепеляевщеной и ее остатками была наполнена многими трагическими эпизодами. Так, против Пепеляева был двинут красноармейский отряд под командой красного командира Строды. Он двигался к Нелькану, главной базе бандитов. Но Строда не мог получить достоверных сведений о противнике, и войска белобандитов во главе с самим Пепеляевым, генералами Вишневским, Ракитиным и другими окружили отряд Строды и несколько недель держали его в осаде. Расстояние между осажденными и атакующими дошло до 30 метров. Отряд Строды нес большие потери, но не сдавался, хотя оставался без пищи и воды, без медикаментов и перевязочных средств, без дров, хлеба и без транспортных средств. Пили окровавленный снег, растопленным в котелках, ели мясо павших лошадей, а из замерзших трупов своих бойцов и пепеляевцев строили баррикады. Значительная часть отряда Строды погибла, сам командир был ранен. Положение казалось безнадежным. На неоднократные предложения пепеляевцев сдаться отряд отвечал пением «Интернационала», исполняемым под гармошку, и вывешивал красное знамя с портретом Ленина. Оставшиеся в живых бойцы решили, когда враги ворвутся в их расположение, взорвать себя вместе с ними. Для этой цели в погребе последней обороняемой избы они сосредоточили весь запас патронов, гранат и пороха. И так они продержались, пока не пришла помощь…

Внимательно изучив все, что происходило до него, Григорий, конечно, не исключал необходимости вооруженной борьбы с бандитами, но считал, что в первую очередь надо изменить условия, с тем чтобы они не позволяли бандитским вожакам поднимать местное население против власти. Нужно было выбить почву из-под ног бандитов, разрушить веками сложившуюся зависимость от богачей, и тогда кочевые охотники и беднейшее крестьянство полностью встанут на сторону Советской власти.

«Странно, — шутил позднее Григорий, — мне приходилось тогда быть не столько чекистом, сколько экономистом, историком, агитатором…»

…Ночи были длинные… Земля, покрытая чистым, нетронутым снегом, отражала звездный свет и разноцветные сполохи северного сияния. Тайга молчала, лишь изредка от мороза потрескивали стволы деревьев.

Северные олени тащили десятка полтора тяжело нагруженных саней по заснеженному руслу промерзшего до дна одного из притоков Алдана — золотой реки.

Держась за спинку передних саней, бежал высокий могучий человек в коротком белом полушубке, из-под которого видны были черные кожаные штаны, заправленные в собачьи унты. Длинные уши пыжиковой шапки были завязаны узлом на затылке. На руках — оленьи рукавицы с большими раструбами, доходившими до локтей. Иней от частого и глубокого дыхания оседал игольчатым кружевом по краям ушанки на бровях и коротко подстриженных усах. Трехлинейный кавалерийский карабин висел поперек груди. Еще был на нем маузер в деревянной колодке, притянутый сбоку поясом, и полевой бинокль в футляре. Так выглядел командир чекистского отряда Григорий Сыроежкин.

Санный каравай растянулся длинной цепочкой. На санях сидели, а чаще рядом с ними бежали, спасаясь от лютого мороза, товарищи Сыроежкнна. Их было тридцать человек. От оленей, медленно трусивших ровной рысцой, валил пар и, как бы застывая над ними тянулся туманным облачком. Вековая тайга угрюмо стояла по горным склонам. Местами она чернела непролазным буреломом. Под недавно выпавшим снегом под легкими провалами угадывались редкие тропки, проложенные в тайге четвероногими, а быть может, и двуногими зверями. Здесь все было возможно…

Каждый раз, заметив такую тропку, Григорий испытующе смотрел на тунгуса-проводника, взятого из стойбища за Нельканом. Но лицо у того было непроницаемым, глаза всегда прищурены. Ничего не прочтешь на этом желто-коричневом лице с задубевшей кожей и множеством тонких морщинок, разбегающихся от глаз. У проводника, под оленьим малахаем угадывалось тщедушное тело и ростом он был чуть ли не в два раза меньше Сыроежкина. Однако он шел ходко, привычным беглым шагом, не показывая признаков усталости. Изредка присаживался на сани чтобы набить свою прямую трубку, благо теперь его кисет был наполнен пахучей махоркой, подаренной этим большим русским начальником.

Свой поход на север Григорий подчинил двум основным задачам: самому изучить обстановку, чтобы найти наиболее действенные и правильные способы изменить ее, и, во-вторых, пресечь деятельность иностранных разведок.

О том, как энергично действовал Григорий Сыроежкин со своим малочисленным, плохо вооруженным отрядом, можно теперь судить лишь по сохранившимся в архивах отрывочным донесениям. Не любил он писать, да и обстановка тяжелой экспедиции не способствовала «разведению канцелярии», как он выражался. За время с 10 марта по 3 апреля со своим отрядом он побывал в Моме, Абые, Аллаихе, Казачьем и Среднеколымске. Не обошлось без боевых столкновений с белобандитами. 20 марта из Абыя он сообщил в Верхоянск об отправке туда конвоя с шестью захваченными белогвардейцами…