Испанская серенада

Но обстоятельства изменились. Недели, проведенные вместе, связали их. Теперь они нуждались друг в друге, от каждого из них зависела безопасность всех. Одна лишь случайная оговорка могла обернуться тюрьмой, а некоторым — и смертью. Пилар не питала иллюзии: после этого спектакля с переодеванием ее, несомненно, станут считать членом банды и поступят соответственно.

Она осознала, что путешествует с людьми, о которых ей практически ничего не известно. Более того, то немногое, что она узнала, рассказано женщиной, в лучшем случае не слишком заслуживающей доверия, а в худшем — Исабель была не вполне в своем уме. Положение Пилар было крайне ненадежным. Нужно было найти способ побольше узнать о каждом из них. Это стало для нее жизненно необходимо.

Балтазар, казалось, был ближе всех Рефухио. Но он был человеком неразговорчивым, и, вероятно, от него не так-то легко будет что-либо узнать. Он был мрачен и замкнут даже с Исабель. Оставались Энрике и Чарро. Вряд ли кто-нибудь из них сообщит ей нечто важное, но найти подход к ним будет, несомненно, легче, чем к Рефухио, от которого не приходилось ждать сведений, крайне ей нужных.

Пилар обнаружила Энрике и Чарро в углу салона. Вместе с торговцем из Гаваны и одним из офицеров они играли в карты — благочестивую игру под названием «реверси». Донья Луиза все еще была в салоне. Вместе с женой торговца и его тещей вдовушка увлеченно обсуждала распутное поведение неаполитанской принцессы Марии-Луизы, супруги наследника. С дамами сидел молодой священник, слушавший их болтовню и невозмутимо потягивавший вино.

Пилар не хотелось ни привлекать к себе слишком большого внимания, ни уводить мужчин из-за карточного стола, когда они были так увлечены игрой. Она нашла на столе книгу стихов Манрике, включавшую поэму «Коплас — на смерть своего отца». Взяв книгу, девушка присела на винный бочонок, служивший стулом.

Некоторое время она терпеливо читала, прислушиваясь к забавным колкостям и издевкам, которыми вовсю осыпали друг друга Энрике и Чарро. Примерно через полтора часа она была вознаграждена — какой-то офицер занял место Энрике, и акробат — стоило посмотреть, что за отвратительную мину он состроил при этом, — вышел из-за стола. Он уселся у ног Пилар на пол, подтянув колени к подбородку и обхватив их руками.

— Некоторым настолько везет, — проворчал он, косясь на Чарро и первого офицера, — что сам святейший папа заподозрил бы неладное.

Пилар, все время наблюдавшая за игрой, подозревала, что Энрике и Чарро обдирают своих партнеров как липку, поэтому она улыбнулась Энрике, оставив его тираду без ответа.

Энрике взял книгу у нее из рук. Небрежно пролистав, отбросил в сторону. Тонкие усики подчеркивали его блаженную улыбку.

— Посредственно, но не смертельно, — прокомментировал он, — хотя, клянусь, поэма о смерти недурна. Но поэт уже отошел в мир иной, а я живехонек. Поговорите со мной.

— Вы заскучали? — поинтересовалась она, гораздо более жаждущая поговорить, нежели он предполагал.

— Почему бы нет? Эта вдовушка смотрит лишь на нашего Рефухио. А надоедать молодой жене было бы в высшей степени неблагоразумно. Остаетесь лишь вы, наша Венера, чтобы я мог попытаться очаровать вас.

— Я польщена.

— Нет, вас это развлекает, увлекает, забавляет — но вы не польщены. — Он понизил голос. — Таким образом, я в безопасности.

— В безопасности? Вы не рискуете завязать со мной роман? А я-то думала, что вы горько оплакиваете его отсутствие.

— Да, — он вздохнул. — Но так я не рискую навлечь на себя гнев Рефухио. Что бы я ни говорил, у вас это вызовет лишь смех.

— Рефухио требует, чтобы вы были осмотрительны? Энрике, приподняв одну бровь, долго смотрел на нее.

— Это мудро, чтобы не сказать — необходимо.

— Да, для всех нас, — согласилась девушка. — Но неужели вы думаете, что Рефухио будет возражать, если вашим чарам уступит донья Луиза?

Через плечо он подозрительно взглянул на вышеуказанную даму, потер пальцем усики, затем пригладил их темную полоску.

— Вы считаете это возможным?

— Она не сможет устоять, — засмеялась Пилар.

— О, жестокая женщина, — заявил Энрике, — вы играете моими чувствами и будите во мне несбыточные желания, уверяя, что этой женщиной завладеть так же легко, как содрать шкурку с апельсина. А если Рефухио сдерет шкуру с меня?

— Вот уж чего он точно не сделает.

— Он вчера предупреждал об этом нас всех — меня, Чарро и Балтазара.

— Только не говорите мне, что он боится, что его могут на кого-то променять, — уклончиво возразила она.

— Мне кажется, он сделал это из осторожности. Вы не находите, что в интимные моменты легче всего узнать правду?

— Не знаю, — попыталась она натянуто пошутить. Ей следовало быть настороже, по-видимому, он также изучал ее.

— Я имею в виду, если по-настоящему влюбиться. — Он склонил набок голову в напудренном и туго завитом парике, ярко-карие глаза не отрывались от ее лица. Она выдержала этот взгляд.

— Исабель говорила, что вы были бродячим циркачом.

— Акробатом, если быть точным. Но я много кем был… — Последнее признание было всеобъемлющим.