Что-то в ее голосе и выражении лица сказало Вильде, что сестра не примирилась бы с отрицательным ответом и стала бы добиваться исполнения своего желания любым способом.
Разговор прервался, когда открылась дверь и вошел Бэнкс. Он стал раздвигать раскладной столик перед софой, где сидела Вильда. Потом он принес на серебряном подносе, употреблявшемся только при гостях, серебряный чайник, молочник и сахарницу, принадлежавшие семейству Алчестер не одну сотню лет.
Вильда понимала, каких усилий стоило миссис Бэнкс, которая была еще старше своего мужа, нарезать крошечные сэндвичи и на старинном фарфоровом блюде разложить остатки торта, испеченного на прошлой неделе. Там было и несколько макарунов, которые уже давно пора было съесть и которые, Вильда была уверена, слишком затвердели, чтобы доставить кому-нибудь удовольствие.
Но, по крайней мере, стол был накрыт, и она надеялась, что Гермиона не воспримет все слишком критически.
Когда Бэнкс вышел, Гермиона сказала:
– Те же самые остатки, что мы когда-то доедали детьми! Не понимаю, как ты это терпишь! В Лондоне мой повар – француз – превосходный кондитер, а за городом славятся кондитерские изделия в буфетных при гостиницах.
Тут по лицу ее пробежала тень. Вильда поняла, что сестра вспомнила, что она уже не хозяйка в Элтсли Корте, перешедшем в собственность нового графа.
Чтобы как-то сгладить неловкий момент, Вильда сказала:
– Возьми сэндвич. Они с салатом, который собрали только сегодня утром.
– Я не хочу ничего есть, – отвечала Гермиона. – Мне нужно беречь фигуру, но я выпью чашку чаю, если он не очень крепкий.
Поднявшись с софы, Вильда подала сестре чашку. Бриллианты на руке Гермионы засверкали невероятными цветами.
– Боюсь… что ты… не одобришь туалеты, которые мне придется взять с собой, а купить что-то еще нет времени, – сказала Вильда неуверенно.
– Я уже подумала об этом, – ответила Гермиона. – Могу тебя заверить, что в занимаемом мною все эти годы положении я научилась все организовывать и не оставлять ничего на волю случая.
– Я уверена, что ты прекрасно со всем справляешься.
– Да. И поэтому я уже выбрала платья, которые ты сможешь носить в Испании и в которых, я надеюсь, ты не покажешься слишком нарядно одетой для гувернантки.
Тон, которым она произнесла эти слова, заставил Вильду прикусить губы, чтобы не сказать, что она передумала и не станет исполнять желание сестры.
Но Гермиона продолжила:
– Я велела моей горничной спороть лишние рюши и оборки на платьях, и насколько я помню, ты всегда умела шить, в то время как я ненавидела это занятие. Я уверена, что ты сможешь переделать кое-что сама, если в этом будет необходимость.
– Да… да, конечно.
– В чемодане, который, я полагаю, уже уложен, ты найдешь чепчики, шляпы и все, что нужно, – продолжала Гермиона. – Ради бога, Вильда, сделай что-то со своими волосами и постарайся быть опрятной, как подобает гувернантке.
Она говорила резко, но когда она потом снова взглянула на сестру, в ее глазах появилось какое-то иное выражение, которого раньше не было. Она как будто видела сестру впервые, и после рассмотрения, показавшегося Вильде длительным и неудобным, она медленно сказала:
– Пожалуй, я совершаю ошибку, и мне следовало бы найти кого-то старше и некрасивее тебя. – Потом, словно уверившись, что ей опасаться нечего, она сказала: – Впрочем, какое имеет значение, как ты выглядишь? Испанцы дьявольски горды и не интересуются теми, кто для них на уровне прислуги и существа низшего порядка!
– Может быть, было бы лучше, если бы не я поехала с тобой! – сказала Вильда. – Няня, наверно, смогла бы одолеть путешествие. Ей шестьдесят пять, но она очень бодра, и ты можешь ей доверять.
Произнося эти слова, она подумала, что глупо было, наверно, отвергать то, что Гермиона назвала уникальной возможностью.
Но в то же время, если испанцы горды, у нее тоже есть собственная гордость.
Неожиданно Гермиона рассмеялась.
– Ты обиделась, – сказала она. – Я тоже была такая, когда была моложе. – Она встала и обняла сестру за плечи. – Я хочу, чтобы ты поехала со мной, – продолжила она примирительным тоном, – и это будет очень весело, потому что мы сможем говорить с тобой откровенно и, может быть, очень нескромно об испанцах.
Неожиданно она была так дружелюбна и ласкова, что у Вильды выступили на глазах слезы. Она старалась не давать воли этому чувству, но ей всегда не хватало старшей сестры.
– И ты сможешь предостеречь меня, если подумаешь, что я совершаю ошибку. В конце концов, как бы Карлос ни распускал хвост, он не единственный мужчина в мире. И теперь, когда я так богата, найдется еще больше мужчин, склоняющихся к моим ногам и умоляющих согласиться принадлежать им.
Она выглядела при этом такой очаровательной, что Вильда невольно проговорила:
– Как может тебе кто-то в чем-то отказать, Гермиона, когда ты так прекрасна?
– Такое всегда может случиться в первый раз, – возразила сестра, – и тогда это действительно было бы ошибкой.
Глава 2
Затем все произошло так быстро, что Вильде казалось, что все это снится.
Гермиона допила чай с таким выражением, словно он ей был не по вкусу.