Сегодня истекает последний срок для прихода обещанных резервов, для контрнаступления против мятежников. Но резервов пока нет никаких, они где-то организуются и реорганизуются. Люди на исходе сил, снаряды и патроны кончаются. Будет чудовищно, если придется уступить город именно теперь, после четырех самых мучительных дней, теперь, когда защитники столицы обрели самое главное, самое драгоценное – боевой дух, волю к сопротивлению, бесстрашие перед неприятелем! А ведь, может быть, придется! Кроме телеграмм сочувствия от собраний и профсоюзов, Мадрид не получает пока ничего.
По комиссариатскому телефону вызвал голос на русском языке:
– Михаиль Ефимович, это с вами один добрый приятель говорит, один о-очень добрый приятель, вы, наверно, его узнаете, когда увидите…
Говорили издалека, по какому-то пригородному проводу, но я тотчас же ответил:
– Здравствуйте, Залка! Где вы? Давайте сюда!
Голоса и руки я помню, как лица. Конечно, это говорок Залка, протяжный и музыкальный, с западным «л», с украинским «га», со звонким «р», с венгерским соскальзыванием ударения на первый слог, с крошечными паузами после каждого слова. Вспомнил его руки, небольшие, широкие в ладонях, пальцы короткие, мягкие, с крепкими ногтями, в густых светлых волосках.
В трубке захихикали. Он сказал, очень довольный:
– Это не Залка, дорогой Михаиль Ефимович, это другая личность. Но вы не совсем ошиблись. Скоро я вас увижу, а пока счастлив слышать ваш голос, мой р-родной!
К подполковнику Рохо пришли договариваться о заданиях командир Интернациональной бригады Эмиль Клебер и его помощник Ганс. От них я узнал, что уже сформирована Вторая бригада и командиром ее намечается Павел Лукач.
– Это венгерец, писатель, – сказал Клебер. – Вы должны его знать, он много жил в Москве. Сначала хотели, чтобы Вторая бригада была только резервным пополнением к Первой. Теперь же мы пришли к заключению, что ее надо срочно выделить как самостоятельную оперативную единицу.
За эти четыре дня командиры, комиссары, штаб хорошо перезнакомились друг с другом и успели подружиться. Не слышно споров и пререканий, какие были в военном министерстве до осады Мадрида. Все подчеркнуто повинуются, не оспаривают приказов, хотя и не всегда выполняют их. Отошла в сторону игра военных самолюбий, появилась коллективность в работе. Миаха очень мало вмешивается в оперативные детали, он даже мало в курсе их, – это он предоставляет начальнику штаба и командирам колонн и секторов.
Рохо привлекает людей своими скромными манерами, прикрывающими большие конкретные знания, и необычайной работоспособностью. Вот уже четверо суток, как он не разгибает спины над картой Мадрида. Непрерывной чередой подходят к нему командиры, комиссары, и всем им он вполголоса, спокойно, терпеливо, как из справочной будки на вокзале, иногда повторяясь по двадцать раз, объясняет, втолковывает, указывает, записывает на бумажке, часто рисует.
Сейчас, поздно ночью, вдруг опять завязался горячий бой в Каса дель Кампо. Мятежники решили вернуть себе часть парка, отнятую у них днем. Трескотня отчаянная. Темно, трудно разобраться, где что, люди наскакивают друг на друга, поминутно расспрашивают и опять разбегаются. От снарядов загорелось несколько деревьев, и это еще больше усилило темноту кругом. Осколочный снаряд попал в ложбинку, где мы сидели, – никого абсолютно не ранило, но меня с разбегу кто-то саданул в висок каблуком так, что в глазах все помутилось. И тотчас же другой черт брыкнул кованым сапогом в грудь. После этого еще долго стреляли над головой, орали и бегали кругом, я лежал недвижно в овраге с огромной шишкой, не желая никуда двигаться, Смертельно злой и обиженный на всех, на фашистов и республиканцев. Ну хорошо, война, но нельзя же так лягать человека каблуком по виску, ведь это невозможное дело!
11 ноября
Вечером я телеграфировал «Правде»: «В ночной и сегодняшней утренней атаках республиканцами взято много пленных. Сегодня утром республиканская авиация совершила блестящий налет на фашистский аэродром Авила и уничтожила двенадцать самолетов.
Вчерашний контрудар, направленный против фашистов в парке Каса дель Кампо, заставил их отступить и остановиться в этом направлении. Мы увидели, что марокканцы умеют удирать не хуже других, когда на них хорошенько нажимают пулеметным и оружейным огнем, авиацией и внезапной штыковой атакой. Они умеют охотно сдаваться в плен. Они не прочь признать свои ошибки и обещать, что в следующий раз не будут драться, если даже их насильно мобилизуют.
Встретив сильный удар, противник несколько перегруппировался и возобновил главную атаку со стороны предместья Карабанчель. Здесь вчера и сегодня опять идут ожесточенные уличные схватки. Отдельные дома берутся с бою в штыковых и гранатных атаках.