Испанский дневник

Девушка ушла, печально поклонившись. Алькальд заметил, что население еще не вполне сознательно, и ему приходится разъяснять простые вещи. После этого мы перешли к хозяйственным вопросам.

Земли вокруг Эль Тобосо принадлежат большей частью богатым крестьянам и мелким помещикам. Здесь очень мало хозяйств без пятерых, или трех, или хотя бы двух батраков. Было и несколько крупных помещиков, но все они удрали к фашистам, и их имения, около двух тысяч гектаров, община конфисковала. На этих землях, как торжественно сообщил алькальд, устроен колхоз.

– Сколько хозяйств входит в него?

Этого алькальд сказать не мог.

– А кто знает? Кто руководит колхозом?

Ответ надо было понимать в том смысле, что конфискованной землей управляет комитет Народного фронта из представителей от всех местных партий. Что же касается разных частностей, вроде полевых работ, разделения труда, использования лошадей и всякого прочего, то на это при комитете есть технический руководитель, фамилии которого алькальд не помнил.

Мы потеряли почти час на то, чтобы найти технического руководителя. Это оказался маленький мужчина, очень смышленый, с властными оборотами речи. С первых же слов выяснилось, что не комитет Народного фронта, а лично он заправляет всеми делами того, что в Эль Тобосо называют колхозом. С помощью батраков и бедных крестьян, используя конфискованных мулов, инвентарь и семена, он провел еще в декабре и январе вспашку и посев пшеницы, овса и ячменя, а теперь подготовляет прополку полей. Рабочих и их семьи он кормит, хотя весьма скудно. Сначала кормил по одинаковому пайку, а сейчас завел нечто вроде трудодней или, вернее, сдельной натуральной оплаты за каждую работу. Сейчас он договаривается с народом насчет резки лозы на виноградниках и окапывания оливковых деревьев.

– Как часто у вас бывают собрания членов колхоза? Есть ли у вас какое-нибудь правление или дирекция?

Технический руководитель объяснил, что собрания были только по политическим вопросам, а что касается технических (в это понятие у него укладывалось буквально все), то комитет Народного фронта уполномочил его, технического руководителя, распоряжаться единолично. Он очень удивляется, услышав, что у нас в Советском Союзе под колхозом понимают нечто совершенно другое.

– А не лучше было бы пока отдать часть конфискованной земли отдельным малоземельным крестьянам и батракам, индивидуально или сформировавшимся группам?

Нет, ни алькальд, ни технический руководитель не считают это правильным.

По их мнению, батраки и единоличные крестьяне сами не справятся с землей. У них не найдется для этого ни сил, ни средств. А главное – алькальд беспокоится, как бы чего-нибудь не напутать при распределении земли. Отдать ее легко, а вот выдрать обратно – это вряд ли кому удастся. Поэтому руководящие личности деревни Эль Тобосо решили конфискованные имения пока не трогать, держать их в кулаке, а после войны, когда все разъяснится, тогда видно будет, что делать с землей.

По моей просьбе нам показали конный двор коллективного хозяйства. Хорошая каменная конюшня. Тридцать мулов в стойле. Никогда не представлял себе, что мулы могут быть такие высокие. Тут же лежали сохи – старинные сохи, с тупыми, короткими лемехами, каких в России уже нигде не встретишь. Конюхи поили мулов свежей водой, они поснимали береты, увидев «технического руководителя». Все вместе оставляло впечатление добропорядочной помещичьей экономии, управляемой рачительным приказчиком, пока хозяин уехал за границу.

Вышли на улицу – тьма, хоть глаз выколи. В такую тьму не надо быть фантазером и Дон-Кихотом, чтобы в завывании ветра услышать вопли вражеских полчищ и в хлопнувшей калитке – выстрел коварного врага. Мелкие группы и банды бесприютных фашистов бродят по дорогам республиканского тыла – днем прячутся в оврагах и пещерах, ночью подбираются к деревням на предмет грабежа и расправы.

– А чем у вас живет деревня после работы? Каково времяпрепровождение, какие забавы?

Алькальд замялся:

– Видите ли, у нас раньше очень многие ходили в церковь. Также и молодежь. Не столько из религиозных чувств, сколько для развлечения. В церкви и кругом нее можно было поглазеть друг на друга, мальчикам высмотреть девочек, а девочкам мальчиков, потихоньку познакомиться, а теперь это отпало, ну, и собираться больше негде, сидят по домам или собираются у какой-нибудь сеньориты, у которой есть керосин. Без света мы собираться запрещаем: может выйти соблазн. А старики – те, конечно, спят.

Алькальд привел нас на постоялый двор. Под навесом, у каменной выдолбленной колоды, из которой, несомненно, пил воду Росинант, уже приютился автомобиль. Внутри харчевни, у холодного очага, при свете жалкой коптилки, с кислой миной полулежал голодный Дорадо. Но алькальд, отозвав трактирщика в сторону, шепнул ему пару слов и сразу расколдовал унылую, холодную лачугу. В очаге запылал яркий огонь, на угольях стала подрумяниваться аппетитная баранья нога, – оказалось, что в Эль Тобосо можно получать мясо и без рецепта врача, и даже в чрезмерных для желудка количествах.