Испанский дневник

Маленькое ядро защитников Мадрида, родившееся седьмого ноября, разрослось в армию центрального фронта, основную республиканскую армию. Мадридские солдаты и командиры, воспитавшиеся в тяжелых битвах, стали лучшей частью вооруженных сил антифашистской Испании.

Мартовское наступление соединенных мотомеханизированных сил интервентов и мятежников на Гвадалахару должно было решительно покончить с Мадридом. Вместо этого оно обратилось в большое поражение фашистской интервенции, в своего рода новое Капоретто для итальянцев. Гвадалахарой кончились до поры до времени активные наступательные операции против Мадрида. Фашисты перешли к позиционной и подземно-минной войне, к обстрелу города дальнобойной германской артиллерией. Зато Мадрид сам активизировался и в июле прорвал укрепленный осадный пояс, захватив Брунете, Кихорну и Вильянуэва де ла Каньяда.

Сейчас героическому антифашистскому городу предстоят новые тяжелые испытания. Войска, обороняющие его, выросли и окрепли, но армия противника увеличилась в гораздо большей пропорции. К тому же, задушив северную, изолированную часть антифашистской Испании, интервенты высвободили около 100 тысяч лишних штыков и могут обрушить сейчас на Мадрид почти трехсоттысячную армию, 1500 орудий, 300 самолетов. Миновать сражения под Мадридом они не могут: не взяв центра и столицы Испании, невозможно выиграть войну. Поэтому к новой атаке на Мадрид тщательно готовятся и в Саламанке, и в Риме, и в Берлине; пока идет бесстыжая болтовня в Лондонском комитете, командование интервентов, выгадывая время, высаживает в южных портах все новые итальянские пехотные дивизии, все новые германские батареи и эскадрильи.

Уж ровно год без отдыха, без сна стоит этот удивительный город, насыщенный одной магнетической силой – силой ненависти к фашизму, непокорности ему. Весь мир, даже враги, отдает должное этой несравненной храбрости вооруженных антифашистов и мужественной стойкости мадридских мирных жителей, женщин, стариков, детей. Нашлась во всем мире только маленькая группа поистине подонков человечества – троцкистов, у которых хватило подлости даже в осажденном Мадриде создать гнездо предательства и шпионажа, выкрадывать и передавать врагу военные планы и секреты обороны Мадрида, вести в городе агитацию против руководителей этой обороны, против республики, против демократии. Люди эти ничтожны и презираемы. Вопреки им, антифашистский Мадрид может гордиться помощью передовых антифашистов всех стран, беззаветно храбрых героев Интернациональных пехотных бригад, летчиков и танкистов. Оттого так велико у мадридцев чувство солидарности и признательности к тем народам, кто поддержал их в этот незабываемый и мучительно прекрасный год.

Уже год как пушки мирового фашизма направлены на эти стены. Они убивают, но не побеждают. Трудовой, народный Мадрид не сдался, не сдается, не сдастся.

6 ноября

Одно из моих окон смотрит на Москву. По прямой линии, на северо-восток, отсюда только три с половиной тысячи километров. Сейчас уже сумерки, но я вижу всю линию до конца. Как часто пролетал я по ней взглядом!

Прямо перед окном на мостовой стоит кустарно сделанный броневик с громкоговорителем. В нем что-то налаживают. Кругом играют дети. Они сами не знают, насколько они голодны. Взрослые видят это по их отекшим лицам, по широким кругам под глазами, по синим маленьким пальцам. Раньше я им привозил из Валенсии леденцы – какая это была радость! Сейчас из Валенсии можно привезти только роскошные, яркие цветы, – но их не едят.

Линия пересекает город, усталый, продырявленный артиллерией, замусоренный, голодный, прекрасный. В сумерках, под дождем, в глухих орудийных раскатах он живет своей особенной, неповторимой жизнью, с трех сторон окруженный врагом. Женщины в черных шалях жмутся вдоль стены – очередь на оливковое масло.

На толкучем рынке Растро торгуют зажигалками, гребешками, ломаной мебелью (на растопку), золотым шитьем с придворных мундиров, сапожной мазью, старыми толедскими шпагами. Прямо напротив возвышается острый холм – Гора ангелов. С нее фашистские батареи дают каждые полчаса по выстрелу – иногда по толкучке, а чаще по центру города.

Во всей огромной гостинице «Флорида» остался один жилец – писатель Хэмингуэй. Он греет свои бутерброды на электрической печке и пишет комедию. Вчера снаряд в который раз попал во «Флориду» и не разорвался; молоденькая уборщица принесла гранату и с некоторым беспокойством сказала: «Она еще совсем живая».