Испанский дневник

Они сразу уходят, очень испугавшись, хотя Бурильо не может их сейчас арестовать. Единственная дисциплинированная часть осталась на толедской дороге, она дожидается продвижения мятежников, чтобы сдержать их.

Мы едем туда; по дороге с вокзала слышна перестрелка. Завернули туда – ожесточенное сражение – перебежками по рельсам, с киданием гранат, с ранеными и убитыми, дым коромыслом. Это анархистский батальон решил штурмом захватить мадридский состав.

Другие охотники эвакуироваться проявили бдительность и отразили атаку. Если бы так дрались под Толедо!

По дороге на запад – двенадцать километров – ни души, зной, пшеница, сады, крестьяне. Неужели весь этот путь пробежали обезумевшие колонны? Вот наконец виден высокий, до небес, столб дыма и пламени. Это горит Толедо. Фашисты пока не движутся из города, мы всего в трех километрах от них. Небольшая колонна народной милиции пробует укрепиться здесь, на холмах Альгодора. Мобилизовали крестьян с хуторов, и те охотно помогают пробивать бойницы в толстых стенах пустых конюшен, прорывать кое-какие канавки, устраивать насыпи и укрытия.

Маленький смуглый парень с красной звездой на черной фуражке подходит ко мне. От шофера он узнал, что я русский. Он смотрит на меня в упор, и его волнение передается мне.

– Скажите, вам в России во время гражданской войны приходилось отступать?

– Приходилось, конечно. Или вы думаете, что гражданская война была сплошным парадным, победоносным маршем Красной Армии? Бывали у нас и отступления, бывали поражения, бывали тяжелые месяцы, бывали тяжелые полугодия и очень трудный целый год. Белая гвардия иногда забирала у нас города, иногда осаждала их, и осада бывала неудачной.

– Я знаю. В Толедо мы изучали историю осады Сталинграда.

– Не Сталинграда, а Царицына. Сталинград никогда не осаждался белыми…

– Сталинград – это ваше Толедо?

– Трудно сравнивать. Во всяком случае, Царицын было несравненно труднее защищать…

Ему чудится в этом упрек. Он долго и хмуро молчит.

– У нас здесь очень сложные взаимоотношения. Вот смотрите, что пишет «Кларидад».

Он вынимает из кармана газету. Одно место резко отчеркнуто карандашом: «Со всей серьезностью мы должны обратить внимание товарищей анархистов на некоторые факты, имевшие место не далее как вчера, когда на одном фронте, близком к столице, часть бойцов сначала сражалась очень хорошо, а потом вдруг отступила в тот момент, который она нашла для себя нужным, и заявила, что подчиняется только своему (анархистскому) комитету. Подобное положение надо немедленно исправить».

– Вы в своей гражданской войне, я знаю, немедленно расформировывали подобные части, а ответственных за дезертирство сурово наказывали. А у нас об этом спокойно полемизируют в газетах!

Он очень печален. Всё идет не так. Всё идет не так, как в России. Это толедский рабочий-металлист, он так хочет, чтобы всё шло как в России! Я не знаю, как утешить его.

– Мы в Москве и в Ленинграде очень подробно изучали французскую и свою собственную революцию тысяча девятьсот пятого года, но не копировали их в ноябре семнадцатого года. Это только мещане выдумали, будто «ничто не ново под луной». Испанские рабочие сейчас борются вместе со всем народом за демократическую республику, против фашизма, – в этой борьбе вы создадите много новых форм организации.

– А комиссары?

Он спрашивает, потому что он комиссар.

Для перелома в войсках, для поднятия дисциплины Коммунистическая партия послала на днях несколько десятков человек, политически передовых, побывавших в боях. Они уже работают в частях, там, где больше беспартийных крестьян, членов социалистических профсоюзов и коммунистов. Они жадно нахватывают, где можно, начатки военной тактики, залезают в старые энциклопедические словари и школьные учебники, по нескольку раз смотрят в кино «Чапаева», учатся и учат одновременно.

Партийные комиссары пробуют цементировать разнохарактерный состав частей. Они пытаются контролировать приказы офицеров и – одновременно воздействовать на солдат при выполнении этих приказов, хотят вышибать сомнительных людей и создавать авторитет, доверие преданным республике командирам, которых при неудачах солдаты обвиняют в предательстве.

Комиссаров пока никто формально не утверждал, работают как выборные лица, с полномочиями от собрания бойцов. Роль их очень трудна. Надо примирять и объединять в одной роте пять разных партий.