Испанский гамбит

– Конечно. Этот подонок является сообщником другого предателя, Левицкого. Вам, Спешнев, эта фамилия о чем-нибудь говорит? Знаете такого? Должны знать. Второй человек после Троцкого.

– Продолжайте.

– Игенко должен обеспечить себя и Левицкого документами, чтобы эти любовнички-педерасты могли сбежать. Побег намечен на нынешний вечер. Встречаются на Рамбле у пласа Реаль. В центре торговых рядов, недалеко от торговки цыплятами. Не задавайте лишних вопросов. Встреча в семь. Вы должны быть там, чтобы захватить этих двуличных крыс тепленькими.

– Кто…

Левицкий бросил трубку. Он чувствовал себя так, будто только что вывалялся в дерьме.

– Сюда, – говорил второй помощник секретаря, отирая пот со лба.

В портновской мастерской, единственная дверь которой выходила на пласа Реаль, было нестерпимо душно, пар, поднимавшийся от утюгов, висел тяжелым, влажным туманом.

– Вон тот толстый мужчина в светлом костюме крапинками, который стоит с таким кислым видом, видите, комрад комиссар?

– Видим. – И Глазанов обратился к Ленни: – Болодин, вы его хорошо видите?

Ленни Минк, стоявший рядом, молча кивнул.

За окном на людной магистрали стоял толстяк, на роже которого были написаны и страх, и болезненное смущение. Само собой, педик, с этой-то семенящей походочкой и задницей, как у хорошей бабы. Даже не выбрил свою жирную рожу.

– Сегодня он был чрезвычайно рассеян, комрад комиссар, – лепетал второй помощник, – и если бы вы мне не позвонили, я бы сам вам обязательно доложил о нем. Настоящий коммунист должен видеть предателя, даже если он…

– Да, прекрасно, – сказал Глазанов, – я сделаю соответствующую отметку в вашем деле. Можете не сомневаться, ваше сотрудничество с органами безопасности будет отмечено. Сейчас наш водитель отвезет вас назад. Можете объявить своим сотрудникам, что с нынешнего дня их рабочая нагрузка возрастет.

– Обязательно объявлю, комрад комиссар. Мы только рады принести новые жертвы на благо…

– Болодин, только без стрельбы. Предупредите своих людей. Левицкий мне нужен живым. Если он погибнет, каждый получит взыскание. Понятно?

Все пятнадцать человек, собравшиеся в мастерской, разом кивнули.

– Как вы думаете, вы сможете пробраться в торговые ряды? Держитесь в стороне. Нам не нужно, чтобы Левицкий вас заметил. Но когда он подойдет, сразу сбивайте его с ног. Сбейте и прижмите к земле. Остальные через секунду будут рядом. Но, имейте в виду, это старый волк, он, конечно, уже обзавелся оружием, возможно, даже револьвером. И, не колеблясь, пустит его в ход.

Ленни снова кивнул. Интересно посмотреть, как старый дятел будет защищаться. Он стащил с плеч кожаную куртку, извлек из кармана черный берет и натянул его на голову. Комбинезон члена ПОУМ Ленни носил уже давно.

– Я, конечно, останусь тут. Буду вести наблюдение.

– А если он вздумает бежать? – Прозвучал голос Спешнева, молодого русского сотрудника НКВД. – Вся работа летит к чертям, если убегает зайчик мой. Вот у нас в Москве…

– Если он бросится бежать, я успею схватить его за ноги, – процедил Ленни Минк.

Все молча согласились.

– Тогда ладно. Отправляйтесь. И помните – нам представился лучший, возможно, единственный случай схватить Левицкого.

Они гуськом потянулись из мастерской на улицу, когда Ленни почувствовал руку Глазанова на плече. Он обернулся и встретился с горящими фанатичным огнем глазами комиссара.

– Комрад Володин, ради всего святого, не подведите, – быстро прошептал Глазанов в самое ухо.

Ленни ухмыльнулся и пошел к выходу.

Спустившись со ступенек подъезда, он оказался на тротуаре, переждал поток машин и метнулся на другую сторону широкой Рамблы. Стараясь не поднимать головы, он стремительно ввинчивался в толпу продавцов. Здесь торговали птичками, цветами, милицейскими головными уборами. Кругом толпились солдаты, крикливые женщины и молодые теоретики революции. Но Володин уже приближался к старой торговке жареной птицей, стараясь держаться наискосок от нее, так чтобы прилавок оставался между ним и Игенко.

Ленни нырнул в ее закуток.

– Eh? Señor? Что вы хоти…

– Погоня. Нужно спрятаться.

– Ах-х-х… Кто?

– Смотри сюда, старуха.

Рядом уже возник Угарте, лучший работник Володина, старавшийся не отставать от него.

Он протянул женщине купюру в сто песет и велел отправляться в забегаловку напротив и подольше там оставаться.

– Становись на ее место, – приказал Ленни, и тот, моментально скользнув за прилавок, напялил на себя фартук, оставленный на столе.

Минк отступил назад, в тень. Сейчас толстяк был ему виден как на ладони. Между ними не больше тридцати футов. В левой руке Игенко держал портфель.

«Давай же, давай, старый дятел, – бормотал про себя Ленни, оглядываясь. – Подходи».

В эти же минуты во дворе главного полицейского участка Левицкого остановили двое штурмовиков с немецкими автоматическими пистолетами в руках. Грубо и отрывисто они осведомились, кто он такой и куда направляется. Потребовали предъявить документы. Левицкий выждал несколько секунд, чтобы дать им поважничать и, раздуваясь от гордости, продемонстрировать силу, а затем резко прервал их громким русским выкриком: