Испанский любовник

Когда самолет приземлился в Малаге, Фрэнсис почувствовала себя еще лучше. Вот и солнце, вот и Испания, а через три дня рядом с ней будет Луис. И совсем скоро она окажется в „посаде" в Мохасе, каждый визит в которую, как ей казалось, не может не вызывать в ней взрыва эмоций, и Фрэнсис была бы разочарована, если бы этого однажды не случилось. На этот раз свой номер, в котором она жила во время первого приезда в „посаду", она уступила клиентам „Шор-ту-шор", а сама поселилась в небольшом одноместном номере, дверь которого выходила в один из внутренних двориков. Распаковывая вещи, она подумала, как было бы прекрасно, если бы их ребенок был зачат в Мохасе, и более того, в той самой постели, в которой они с Луисом стали любовниками и в которой теперь, без сомнения, лежали, отодвинувшись друг от друга, как тела в могиле, мистер и миссис Бэллентайн из Амершэма. Но их ребенок был зачат не в Мохасе, а, по всей вероятности, в ее квартире в Фулхеме в обычную субботу, когда они провели все утро в походе по магазинам в поисках английских туфель для Луиса („Брогз"? Что это за слово „брогз"? Ирландское? Значит, это – ирландские туфли?"), а за ленчем выпили бутылку вина. Это были приятные объятия, но ничем не примечательные. И, вспоминая об этом, она немного жалела, что зачатие такого ребенка происходило в приятной, но ничем не примечательной близости.

Но, как бы это ни произошло, с тех пор уже прошло больше месяца. Все эти старые испанские сады, пальмы, мирты, высокие живые изгороди, олеандры с кучами мусора под ними – они стояли здесь тогда, месяц назад, и таковыми и останутся в приближающийся вечер, когда Фрэнсис скажет Луису, что она, вне всякого сомнения, беременна.

И вот этот вечер наступил. К обеду должен был прийти Хосе. Обед, как и обычно, был заказан в гостиничном ресторане, и Хосе, как правило, приходил съесть с ними хотя бы одно блюдо. Он предпочитал видеться с отцом, когда в Севилью приезжала Фрэнсис. При ней Луис был более сдержан, не говорил, что Хосе преступает все рамки дозволенного, что он неумеха и лоботряс и продолжает оставаться в должности менеджера отцовской гостиницы лишь благодаря кровным узам, которые, как считает Луис, были наименее оправданным критерием при приеме на работу. Если Фрэнсис была здесь, Луис становился терпимее и обращал свой гнев против сына в шутку. Фрэнсис нравилась Хосе, хотя он считал, что женщине с ее внешностью не подходит роль любовницы (он сам выбрал бы калифорнийскую блондинку с бронзовым загаром). Он понимал, почему выбор отца пал на Фрэнсис. Ему самому нравилось ее общество, нравилась ее прямота, ее необычное чувство юмора, отсутствие театральности в манерах. Он видел, что она оказывает на отца благоприятное воздействие, успокаивает его, приносит ему новые чувства и мысли, отличные от забот об очередной стройке, гостинице или обувной фабрике. Одна из приятельниц Хосе, сделавшая быструю карьеру в Андалусском департаменте здравоохранения, как-то спросила Хосе, не собирается ли его отец жениться на своей английской подруге. Хосе пришел в ужас от такого предположения.

– Жениться на ней? Конечно, нет. Об этом не может быть и речи! Только сумасшедшему придет в голову такое.

Однако этот разговор сильно взволновал его. Он уже свыкся с нескончаемой вендеттой матери против отца и причитаниями его бабки по поводу разрыва между родителями (в конце концов, у многих его друзей родители оказались в таном же положении и развод становился таким же обычным явлением, как и вступление в брак), но женитьба его отца на Фрэнсис была просто недопустима, и Хосе не мог думать об этом без возмущения, близкого к ярости. При очередной встрече с Фрэнсис после разговора со своей подружкой он смотрел на англичанку с подозрением и укором, но она не обратила никакого внимания на его холодные и злые взгляды и вела себя с отцом в той же спокойной, невластной манере (какую редко сохраняют жены в отношении мужей), в которой она обращалась к нему всегда. Вдруг Хосе в голову пришла мысль, что, может быть, Фрэнсис и не хочет выходить замуж за его отца, и эта мысль тоже вызвала в нем бурю гнева, уже другого свойства. У него все время было ощущение, что Фрэнсис если и не смеялась над ним открыто, то уж немного посмеивалась точно. Он начал избегать Фрэнсис и не заходил в квартиру отца, когда она бывала там. Никто этого вроде не замечал, и в их отношениях ничего не изменилось, но вскоре Хосе начал скучать по обедам у отца и Фрэнсис, которая просто своим молчаливым присутствием защищала его от отца. Хосе сказал себе, что приложил достаточно усилий к защите чести своей семьи, и вновь стал появляться у отца к ужину по пятницам и субботам. Через некоторое время, как это часто случалось в жизни Хосе, он уже и забыл про свои переживания. Он нередко приносил Фрэнсис цветы и взял за правило целовать ей руку, чему его научила в Севильском университете одна симпатичная студентка-австриячка.

– Это немного напоминает оперетту, – заметила Фрэнсис. – Фа, соль, сэр, – и я легонько ударю вас веером по руке.

– Я не понимаю.