Испанский садовник. Древо Иуды

Лишившийся храбрости, но не сломленный, Николас решительно продолжил путь – через площадь к казармам, в которых находилась тюрьма. Но увы, здесь он снова застыл на месте, увидев неприступного вида здание, чьи низкие стены с амбразурами охраняли башни-близнецы с массивной аркой и ржавой опускной решеткой. От глухого фасада и мрачности доступного взору двора этой старой городской крепости веяло таким холодом, такую большую крылатую тень бросал на нее парящий в небе стервятник, что сердце мальчика упало. Его наивная мысль найти лазейку, через которую можно было бы поговорить с другом, угасла.

Некоторое время он бродил поодаль в надежде, что ему на помощь придет счастливый случай. Но ничего не происходило, совсем ничего, словно за этой решеткой и каменными стенами не было никого живого. Охваченный внезапным приступом страха, Николас бросился бежать.

Его настороженность сменилась отчаянным ужасом, в его воображении башни за спиной тянули длинные руки, пытаясь его схватить. Убегая от страха куда глаза глядят, он заблудился в лабиринте кривых улочек. Мужчина в черном сомбреро что-то крикнул ему вслед, и Николас чуть не упал, налетев на старуху-водоноску, полулежащую на тротуаре рядом со своими глиняными кувшинами.

Но видимо, судьба все же ему благоволила, потому что вскоре он оказался на знакомой узкой улице, ведущей к реке. Часы вдалеке пробили три раза, а крик продавца лотерейных билетов, хотя и еле слышный, подействовал на Николаса успокаивающе. Он приободрился, замедлил шаг и свернул на Калье Корриенте. Он легко нашел дом Хосе. Все еще задыхаясь, Николас стоял на противоположной стороне улицы, беспомощно глядя на верхний этаж. Ему не хватало смелости подняться по винтовой лестнице, и он ждал какого-нибудь знака.

Прошло больше часа, солнце начало склоняться, и в воздухе повеяло прохладой, но никто из семьи Хосе так и не появился. Упавший духом Николас совсем уж было собрался уходить, как из ведущего к дому узкого прохода появился Педро. Мальчик на мгновение замер, затем, сухо сглотнув, бросился через дорогу.

– Педро! – закричал он. – Это я, Нико. Есть какие-нибудь новости?

Старик обернулся и печально посмотрел на Николаса:

– Есть новости, Нико. – Он медленно покачал головой. – Плохие новости. Хосе предстанет перед Высоким судом в Барселоне. Боюсь, ему несдобровать.

– Педро!..

– Да уж, там любому пришлось бы плохо, – вздохнул старик. – А Хосе особенно.

– Как он? – Голос мальчика дрогнул.

– Неважно. Ему невмоготу за решеткой. Он с малолетства жил на улице. А если его посадят надолго… – Педро горько вздохнул.

Оба мрачно помолчали.

– Скажите… он когда-нибудь говорил обо мне? – с трудом спросил Николас.

– Да, – кивнул Педро. – Всякий раз, когда я с ним встречаюсь. Он передает привет. И еще он велел сказать тебе, что как-нибудь из этого выпутается.

– Но как, Педро? – глухо прошептал мальчик.

Старик настороженно оглядел пустую улицу и, обратив к Николасу на удивление проницательный взгляд, тихо произнес:

– Мне не следует тебе это говорить, Нико. Но ты любишь Хосе так же, как мы, поэтому ты один из нас. Теперь слушай, мальчик мой: у Хосе есть только одна возможность вырваться из западни. Если он попадет в Барселону, он пропал, в этом никто из нас не сомневается. Пока он здесь, в тюрьме, тоже ничего нельзя сделать. Но по пути в Барселону, – старик понизил голос до шепота, – кое-что может произойти. Надежда невелика, но она есть. И если нам повезет, Хосе уйдет в горы, к старой мельнице, где вы с ним рыбачили. Там он может скрываться много недель, пока все не уляжется и не забудется.

Николас чуть не вскрикнул, его бледное лицо озарилось радостью. Старая мельница у ручья… Какое хорошее укрытие для Хосе… Он сможет встречаться с ним там, ходить к нему под каким-нибудь предлогом. О такой радужной перспективе Николас и думать не смел. Он застыл, глядя вверх в морщинистое лицо Педро, потом вдруг сильно сжал его руку.

– Да, да! – горячо воскликнул он. – Скажите ему… Скажите, что он обязан это сделать. – И, ободренный, он повернулся и побежал, приоткрыв рот, будто сам себе улыбался, лелея какую-то тайную мысль.

Позабыв про усталость, Николас всю дорогу до дома бежал, и это было очень кстати, так как отец вернулся на виллу несколько раньше обычного, Гарсиа тоже уже был здесь. Мальчик боялся, что его спросят, где он пропадал, но консул явно был чем-то озабочен. Они сели обедать вместе, и Николас облегченно вздохнул, чувствуя, что опасность миновала.

Всю прошедшую неделю отношения консула с сыном не выходили за рамки холодной корректности, и только его любовь к мальчику не позволяла прибегнуть к наказанию. Более того, бывали моменты, когда от накатившей тоски ему хотелось, как прежде, сжать сына в объятиях. Но гордость и постоянно подогреваемое им чувство нанесенной ему обиды удерживали его от такого проявления слабости. Он должен сначала заново утвердить свой родительский авторитет, которому был нанесен ущерб, а уж тогда их прежние отношения, столь дорогие ему, основанные на восхищении и уважении ребенка, могут быть восстановлены.