Испанский садовник. Древо Иуды

Она поспешила принести горячей воды, после чего, опустившись на колени, промыла рану и аккуратно перевязала полосками разорванной салфетки.

– Готово! – Покончив с делом, она поднялась. – Будь у меня иголка с ниткой, я зашила бы вам брючину. Но ничего, зашьете, когда вернетесь домой. А теперь вам не помешает чашечка хорошего чая.

– Нет… в самом деле… – запротестовал он. – Я доставил столько хлопот… Вы и так для меня сделали больше чем достаточно.

Но она уже суетилась у металлического электрочайника на прилавке. После пережитого потрясения горячий крепкий чай оказал целебное действие. Девушка присела на стул, наблюдая за незнакомцем с заинтересованным любопытством. И тут же кошка прыгнула к ней и начала мурлыкать. Девушка ласково погладила животное.

– Хорошо, что мы с Чернышом не ушли. В Крэгдоране в это время года не так много народа.

– Как и в любое другое? – слегка улыбнувшись, спросил он.

– Нет, – с серьезным видом возразила она. – Когда начинается сезон рыбалки и охоты, у нас полно посетителей, поэтому отец и держит это заведение. В Ардфиллане у нас пекарня. Если хотите, мы могли бы вас туда подвезти. Он всегда забирает меня в конце недели. – Она на секунду задумалась. – Совсем забыла, у вас же мотоцикл. Он сильно разбит?

– Не очень. Но мне все равно придется оставить его здесь. Если бы можно было погрузить его на уинтонский поезд, было бы здорово. Видите ли, это не моя машина. Хозяин – один парень из больницы.

– Не вижу причин, почему бы Дугалу не пристроить мотоцикл в служебном вагоне в качестве одолжения. Я поговорю с ним в понедельник утром. Но если ваш друг в больнице, ему еще долго не понадобится транспорт.

Позабавившись этим умозаключением, он объяснил:

– Мой друг не пациент. Студент последнего курса медицинского колледжа, как и я.

– Вот, значит, как. – Она рассмеялась. – Знай я об этом раньше, я так не гордилась бы своей перевязкой.

У нее был заразительный смех, естественный, очень приятный. Во всем, что касалось ее, чувствовалась теплота, и не только из-за ее цветовой гаммы – рыжевато-каштановая шевелюра с золотым отливом и мягкие карие глаза, темневшие на светлом, слегка веснушчатом лице, – но и благодаря открытой душе, не чуждой сочувствия. Она была, наверное, года на четыре младше его. Ей никак нельзя дать больше девятнадцати, размышлял он, и хотя ростом она не вышла, ее крепкая маленькая фигурка была ладно скроена, с хорошими пропорциями. В тот день она надела клетчатую юбку, подпоясанную лаковым ремешком, серый короткий жакет домашней вязки, маленькие поношенные коричневые башмаки и небольшую серую шляпку с пером кроншнепа.

Мори вдруг захлестнула благодарность за ее доброту – редкое для него чувство. В то же время она держалась с ним пристойно, именно так – чертовски пристойно. И, позабыв о ноющем колене и о катастрофическом ущербе, причиненном его единственному костюму, он улыбнулся девушке своей привычной открытой, обезоруживающей улыбкой, так часто выручавшей его в трудные времена. Хотя у него был высокий лоб, правильные черты, чистая кожа и густые светло-каштановые вьющиеся волосы, он не отличался особой привлекательностью в общепринятом смысле слова; нижней челюсти не хватало решительности. Но улыбка восполняла все его недостатки, освещая лицо, предлагая дружбу, выражая обещание, заинтересованность, понимание и, если нужно, заботу, а самое главное – излучая искренность.

– Полагаю, вы понимаете, как я благодарен за вашу безмерную доброту? Раз вы практически спасли мне жизнь, смею ли я надеяться, что мы станем друзьями? Меня зовут Мори – Дэвид Мори.

– А я Мэри Дуглас.

Щеки ее слегка порозовели, но она осталась довольна таким искренним проявлением дружелюбия и крепко пожала протянутую руку.

– Ну что ж, – торопливо произнесла она, – если хотите затащить сюда мотоцикл, я заберу Черныша и запру буфет. Отец приедет с минуты на минуту.

И в самом деле, едва они вышли на дорогу, как из-за вершины холма показалась двуколка, запряженная пони. Отец Мэри, которому представили Мори с подробным описанием его несчастья, оказался щуплым, низкорослым человеком с бледным острым лицом, белыми руками и ногтями от въевшейся в них муки и плохими зубами, как у всех представителей его ремесла. Пучок волос, торчавший надо лбом, и маленькие, очень яркие карие глазки придавали ему несколько странный, птичий вид.

Он развернул повозку, умело прищелкивая языком, и, бросив искоса на Мори несколько долгих пронзительных взглядов, подвел итог рассказу дочери:

– Лично я толку в этих машинах не нахожу, как можно заметить. Держу Сэмми, нашего пони, для мелких поездок, а вагон с хлебом у меня развозит отличный клейдесдальский тяжеловоз. Но вы еще легко отделались. Мы вас благополучно доставим к восьмичасовому поезду в Ардфиллан. А пока поехали с нами, перекусите немного.

– Я никак не смею долее злоупотреблять вашей добротой.

– Не будьте смешным, – сказала Мэри. – Вы еще не видели остальных Дугласов. И Уолтера, моего жениха. Уверена, он будет рад знакомству. То есть, – вдруг ее осенило, – если ваши родные не будут о вас беспокоиться.