Лица над ним омрачились. Филипп скосил взгляд еще ниже и увидел под дырой кучу строительного хлама – кирпичей, деревяшек, обломков плиток типа «Армстронг». Всю комнату заполняла густая взвесь известковой пыли, ошибочно принятая им за туман в голове.
– Нужен респиратор, – пробормотал Филипп. – Доложили ли службе безопасности?
– Мы доложили бы, – уклончиво сказал Гонсалес. – Но ведь у нас ее нет.
– Ну, тогда это несерьезно.
Отдел переглянулся.
– Для кого как, – сказал Цыпленок Манолито.
– Ты на что намекаешь? – возмутился Филипп, сел на диванчике и снял с себя компресс. – Ты хочешь сказать, возможность диверсии имела место, а я, главный инженер, не придаю этому значения?
Цыпленок поскучнел.
– Сеньор неправильно истолковывает, – вступился Гонсалес за подчиненного, – малец просто тоже получил по башке, вот и все.
– Но меньше, – добавил Пепе.
Это похоже на предостережение, подумал Филипп. Что-то происходит со мной, что-то необычное. Страшное, может быть. Он вспомнил траншею, преградившую путь автомобилю. Хуже всего, подумал Филипп, что я вовлекаю в это окружающих. Людей, которые вовсе не при чем.
– Вам нужно держаться от меня подальше, – тускло сказал он и обвел лица этих людей медленным, тяжелым взглядом. Под этим взглядом они опускали глаза.
– Но мы и так… – пискнул было Цыпленок и смолк, опустил глаза вслед за другими.
– Тем не менее, совещание состоится, – сказал Филипп еще более тускло. – На чем я остановился до происшествия с потолком?
Они слегка оживились. Снова вылез Цыпленок:
– Мы собирались пойти…
– Отнюдь, – перебил его Гонсалес, – последняя фраза сеньора была обращена к Пепе и Аурелио. Им было сказано, чтоб они думали над основной задачей, то есть как получить. Сеньор не уточнил, что именно. Возможно – я бы даже сказал, весьма вероятно – сеньор как раз собирался это уточнить. Однако, в тот же момент страшный удар обрушился на сеньора; свет померк в его глазах, и он не успел закончить фразу.
– Да, – подтвердил Филипп. – Ты в точности угадал; именно так все и было.
Гонсалес самодовольно ухмыльнулся.
– Что ж, – сказал Филипп, – жду вас в моем кабинете… э-э, через десять минут.
– Разве мы не идем вместе? – озабоченно осведомился Гонсалес. – Сеньор еще слаб…
– Я же сказал, держитесь от меня подальше, – недобро сказал Филипп. Но, глядя на их вновь омрачившиеся лица, смягчился и нехотя добавил: – Хочу испытать тамошний потолок. Мало ли что… На это ведь нужно время, неужели не ясно?
Он встал, обошел кругом кучу строительного мусора и отворил дверь.
– Сеньор, – окликнул сзади Гонсалес, – но все-таки! Каково содержание основной задачи?
Филипп обернулся.
– Странно, – проговорил он с удивлением, – мне кажется, я столько раз уже это говорил… Я просто хотел сказать – думайте о том, как получить прибыль.
Назначение объекта оставалось малопонятным. Англичанки говорили по-испански плоховато, а монашка не говорила по-английски вообще – гораздо меньше испанцев говорят по-английски, чем предполагалось бы из общекультурных соображений. Самым замечательным экспонатом госпиталя Тавера, видимо, считалась картина, на которой был запечатлен древний феномен – некая бородатая дама, родившая в весьма почтенном возрасте и изображенная кормящей своего ребенка единственной грудью, расположенной посередине.
Однако на Филиппа большее впечатление произвела библиотека – длинный сумрачный зал с картинами, статуями, рыцарскими доспехами, тяжелыми шкафами и огромным количеством фолиантов разных эпох, даже инкунабул и рукописей, особенно редкие из которых лежали в витринах под стеклом, закрытые плотной материей от верхнего света. Филипп, дождавшись, пока монашка не перешла в другой зал, быстренько сфотографировал библиотеку – он не был уверен, что это дозволено.
Уже казалось, что экскурсия завершается, когда монашка, поколебавшись, показала еще одну дверь – неизвестно, входившую ли в регулярный экскурсионный маршрут – и спросила, как понял Филипп, не желает ли честная компания посмотреть еще и это. Пятеро экскурсантов по очереди заглянули за дверь. Там были ступени, уходящие вниз. Англичанки начали совещаться. Филипп попытался выяснить у них, что там, внизу. Они отвечали малопонятно.
Тогда, побыстрее, пока монашка не передумала, он вошел в загадочную дверь, увлекая за собой Зайку и Сашеньку. Монашка бойко протопала мимо них – вести была ее прерогатива. Англичанки потащились вслед.
Ступени спускались все ниже. Редкие слабые лампочки наводили страх, почему-то напомнив туннель метро – детский кошмар Филиппа. Повеяло сыростью и могильным холодом. Наконец, показалась дверь. Тускло блеснуло железное кольцо, отполированное временем. Дверь заскрипела. Стало еще страшней; впрочем, этот страх – понимал Филипп – был какой-то аттракционный, игрушечный.