Испанский вариант

Те открыли рты, показывая ему резинку.

Ян закашлялся и проглотил шифровальную таблицу.

— Я так испугался вашего окрика, что проглотил свою, — сказал он, — теперь у меня слипнутся кишки, и похороны придется организовать за ваш счет. Хотите пожевать?

— Я не корова.

Лерст пропустил Пальма вперед. Он присел на край ванны: у него была такая манера — приседать все время на края столов, подоконников, кресел. Полицейские обшарили карманы Пальма и передали содержимое Лерсту. Тот просмотрел записную книжку, блокнот, вернул все это Яну и сказал:

— Пожалуйста, извинитесь перед вашей дамой, Ян, но мне необходимо сейчас же перекинуться с вами парой слов.

— Валяйте.

— Не здесь. Давайте уйдем из отеля, так будет лучше.

Когда Лерст и Ян вышли из номера, Штирлиц сказал полицейским:

— Здесь порядок. Пошли.

Он дождался, пока все покинули номер, повернулся к Мэри и долго смотрел на нее, а потом, тяжело вздохнув, тихо сказал:

— Спокойной ночи… Желаю вам увидеть вашего приятеля еще раз.

Хаген вернулся в кабинет — в обычной своей манере — очень тихо, почти неслышно.

— Кликните кого-нибудь из дежурных, — попросил Штирлиц, — а мы с вами покинем господина Пальма минут на пять.

Когда они вышли из кабинета, Штирлиц сказал:

— Боюсь, что здесь нам с ним не отличиться — он молчит, как тыква, или несет чушь.

— Я же говорил вам…

— Говорили, говорили… Вы умница, приятель… Тем не менее сидите с ним и мотайте его, а я поеду в посольство и договорюсь с Кессельрингом о сопровождении этого самого самолета здешними истребителями от границы…

— Хорошо. Мне ждать ваших указаний или отпустить его спать?

— Нет… Спать — только в крайнем случае, если у него действительно перекрутились в черепе шарики. А так — работайте. Вдруг вам повезет? Это ж прекрасно, если вы напишете рапорт Гейдриху о вашей победе над латышом.

— Это будет наша совместная победа.

— Да будет вам, приятель… Я вообще в этом деле пятая фигура с краю. Счастливо, я, пожалуй, двину, пока они не разъехались пьянствовать…

— Сегодня, по-моему, нигде нет приемов…

— По-вашему, пить можно только на приемах? Ну и экономный же вы парень, Хаген! То-то я смотрю, вы всегда на приемах хлещете вино на дармовщину… Не сердитесь, не сердитесь, дружочек, не надо на меня сердиться, тем более когда я говорю правду.

По дороге в посольство — Кессельринг согласился принять его, несмотря на поздний час, — Штирлиц успел заскочить в книжный магазин на Пасео де ла Кастельяна. Он купил все новые газеты и, отдавая деньги хозяину, сеньору Эухеннио, негромко сказал:

— Пусть Вольф ставит на белых петухов, завтра в девять обещают интересный бой. Я заеду к вам через два часа…

Эти его слова означали для Вольфа многое: во-первых, становилось ясным, что самолет за Пальма прибудет завтра в девять утра. Во-вторых, Юстас подтверждал целесообразность своей версии — подмены самолета. И в-третьих, последняя фраза означала, что встреча у Клаудии состоится не завтра, как они оговаривали, а сегодня, через два часа. Они договорились днем, что Вольф не будет уходить в горы, а, наоборот, передислоцирует своих людей в город — на случай непредвиденных обстоятельств.

Кессельринг был весел. Он знал, что ему идет улыбка, он делается похожим на Фрица Кранга, когда улыбается и чуть приподнимает левую бровь. Ему об этом сказал рейхсмаршал, который пересмотрел все детективные фильмы с участием Фрица Кранга, и поэтому Кессельринг старался всегда сохранять рассеянную и надменную кранговскую улыбку, даже если улыбаться ему и не хотелось. А сейчас ему хотелось улыбаться, он был весел, несмотря на дьявольскую неприятность с похищенным «мессершмиттом». Геринг сообщил, что вся ответственность за это возложена на Лерста и вообще на ведомство Гейдриха. Но у него были более веские основания сохранять веселое настроение: республиканцы откатывались по всему фронту, и, как полагали серьезные военные, дни красных теперь уже были сочтены.

— Вас еще не бросили в ваш же каземат? — спросил он Штирлица. — Или рука руку моет? Я бы на вашем месте написал задним числом донос на Лерста. — Он засмеялся: — Мертвые все вынесут, они безмолвны.

— Завтра утром мы отправляем в рейх одного человека… За ним выслали наш самолет…

— Я знаю. Я жду Рудди так же, как вы…

— Кого?

— Рудди Грилля. Этот парень учился у меня летать, я люблю его, как сына. Я распорядился, чтобы он задержался здесь на день, я уже получил согласие вашего шефа.

План в Москве был разработан до мельчайших подробностей. Самолеты республиканцев барражируют на границе с Францией, над труднодоступными горными районами. Они сбивают самолет № 259. Он должен быть сбит внезапным ударом, над горами, чтобы исключить возможность радиосвязи с Бургосом. Самолет № 259 — точно такой же марки — вылетает из Барселоны и, пройдя над морем, ложится на курс сбитого эсэсовского самолета. Радисты с борта самолета по коду, переданному Штирлицем, просят доставить Пальма на поле аэродрома. Они принимают его на борт и улетают в Париж, где на аэродроме Яна ждет санитарная машина, которая доставит его в госпиталь для инфекционных больных.