— Но это же совсем не соответствует истине. Женщина любит с таким же отчаянием, как и мужчина, и даже более глубоко. Любовь проникает во все поры ее существа, в то время как мужчина принадлежит наполовину ей, а вторая половина отдана работе.
Его улыбка была несколько озадаченной, но в то же время сосредоточенной.
— Кажется, вы долго над этим размышляли, а может быть, вы пришли к этому выводу через собственный опыт?
— Я уже не ребенок, сеньор. — Она бросила на него гневный взгляд.
— Чуть-чуть побольше, вероятно, как по годам, так и по разуму.
После этой загадочной фразы он повернулся и направился по валунам в обратном направлении, и Клэр ничего не оставалось, как последовать за ним.
— Сейчас без четверти четыре, — сказал он. — Нам нужно подняться в Кастело.
Сожаление, как и радость, проходит так быстро; получая радость, каждый должен думать, что она не вечна. Дорога вела в гору и была полностью предоставлена солнцу. Извинившись, Клэр сняла свой жакет и с наслаждением подставила спину ветру, продувавшему ее шифоновую блузку.
— Вполне разумно. Давайте я понесу ваш жакет.
Он взял его в руки и наклонился, почти касаясь ее руки, внимательно рассматривая ее браслет.
— Тонкая работа, а завершение украшения просто прекрасное. Как вам удалось повстречаться с Артуро?
— А кто такой Артуро?
Он поднял голову и пронзительно посмотрел ей прямо в глаза.
— Это его работа — полированный янтарь, а серебро так деликатно подобрано к руке. На острове нет больше мастера, который бы мог создать такое великолепное изделие. Вы же не купили это в магазине?
Клэр отрицательно покачала головой в ответ. Необходимость давать какие-то объяснения, бессмыслица всего этого сделали ее на какое-то время беззащитной.
— Это подарок, сеньор. Я никогда не слышала об Артуро.
— Подарок? — он повернулся в сторону тропинки, холодно комментируя: — Это очень ценный подарок. Янтарь смотрится очень хорошо на бледной коже, и у вас очень узкое запястье, что подчеркивает тяжесть украшения. Николас это прекрасно понял. Он наблюдателен и благоразумен.
А вы подобны острой сабле, подумала она с ядовитой неприязнью, следуя по дорожке рядом с ним. Любая попытка продолжать обсуждение сути вопроса с Мануэлем становилась бы оскорбительной и совершенно безрезультатной, поскольку он уже говорил о планах на оставшийся вечер.
Вскоре они уже были совсем близко от двора, заполненного гостями. Еще издали Клэр могла видеть Николаса, стоявшего у балюстрады с Инез. Мануэль тоже их увидел, потому что произнес с подчеркнутой вежливостью:
— Мне ваше общество доставило огромную радость сегодня в послеполуденное время. Я хотел бы надеяться, что вам тоже было приятно. Надеюсь, что вы не будете возражать, если я провожу вас к вашим друзьям?
— Конечно нет, — ответила она жестко.
— Хочу, чтобы вы не забыли, — сказал он, легко накидывая жакет ей на плечи, — что после коктейля, который начнется в пять тридцать, вся остальная публика начнет постепенно разъезжаться по домам. К шести тридцати большинство из них уедут. Но вы и Николас вместе с семейством Сарменто — мне это доставит особое удовольствие — останетесь до конца, чтобы распроститься.
Странная слабость вдруг разлилась по всему телу Клэр. Она замедлила шаг, почти остановившись, подняла к нему голову:
— Вы... вы покидаете остров, сеньор?
— Да. Все уже готово. Я отбываю в Португалию на самолете завтра на рассвете.
— Но принятое вами решение несколько... неожиданно?
— Оно не так уж неожиданно, я давно собирался это сделать. Я здесь почти пять месяцев, что действительно совершенно неожиданно. В Синтре и Лиссабоне мне предстоит заняться неотложными делами.
Казалось, что вся ее жизнь пронеслась перед глазами, но ей следовало хранить спокойствие и любой ценой соответствовать его сдержанности и очевидному отсутствию чувств.
— И на какой срок вы уезжаете?
Его жесты были отчужденными, а речь — лишенной эмоций.
— Возможно, месяцев на шесть, а может быть, и на более длительный срок. В Синтре предстоит сделать очень многое, особенно в этот период года, и многие проблемы ожидают моих немедленных решений.
Прошла почти минута, прежде чем она сказала, как бы между прочим, почти в полном оцепенении:
— Это полная неожиданность, сеньор. Я сама собираюсь уехать отсюда через два или три месяца. Мне кажется, сегодня был последний день нашей встречи и мы больше никогда не увидимся.
— Это вполне вероятно, — отозвался он без особой вежливости. — Я вам не объяснил заранее, что сегодняшний прием будет в форме прощания, потому что посчитал, что осведомленность об этом может омрачить радость встречи. Временная разлука не должна считаться несчастьем, но некоторые из друзей склонны превращать ее в таковое.
Тем временем они поднимались по лестнице живописного двора.
— О, Николас! Наконец-то ты избавился от своих машин. Я, в свою очередь, вручаю тебе твою подопечную, которая сделала для меня более радостными часы, проведенные после ленча. Чуть позднее я собираюсь пригласить тебя, мой друг, на теннисную площадку!