Исполнение желаний

— Извини, — сказал я, — там, откуда я пришел, все собственники, сердятся, когда ты с их женами или дочками спишь.

— Глупые люди, — вздохнул шаман, — совсем глупые.

Тундра цвела. Она спешила за два месяца прожить все летнее время, отпущенное Заполярью. Потом тундра будет готовиться к долгой полярной ночи.

Я прибыл в стойбище нгасанов вполне официально, как консул Новой Зеландии. (Документы Почетного консула многие страны продают, эти документы не дают обладателю никаких прав, за исключением иметь на машине консульский флаг страны и собственного удовлетворения. Но в России таких тонкостей не знают. Особенно на Таймыре).

У меня был спальный мешок из гагачьего пуха, весящий всего 300 грамм, компактный, позволяющий спать на снегу в сорокоградусный мороз. У меня были мощный аккумуляторный фонарик, мексиканский нож-тесак (мачете), аэрозольные репелленты, походный термос и всякие безделушки для подарков. Привезли меня в это место на вертолете по распоряжению администрации области. Считалось, что я изучаю жизнь малых народностей в России для Фонда гуманитарной помощи при ООН. Короче, важная фигура. Что не помешало трем охламонам (пилоту вертолета, привозившего наробразную тетку, механику этого же вертолета и бывшему зэку Норильсклага, работавшему кочегаром в отделе образования) превратить меня в объект своего преступления. Пилот видел, как я сунул тетке солидную пачку долларов. Он поделился впечатлением с механиком, тот — с кочегаром, его дружком.

Был составлен план захвата меня с целью выдаивания денег. Они были уверены, что смогут получить большую сумму. И вертолет взял курс на стойбище.

Я обычно спал на улице. При всей моей симпатии к простодушным нгасанам грязь и постоянный запах рыбьего и нерпичьего жира в их ярангах вызывал противоположную реакцию. Единственное, что мешало глубокому сну — солнце, не желающее и на миг прятаться за горизонт. Оно разгуливало по небу как алкаш, идущий вокруг афишной тумбы и восклицающий, что его замуровали.

Проводник предупредил меня об опасности. Еще тогда, после инфаркта, когда я поручил проводнику следить за моим здоровьем и корректировать опасные процессы в организме, я спросил его: может ли он предвидеть опасность? Проводник ответил, что может. И что может предупредить о любой опасности, но не может уберечь. Ответ в стиле Проводника — сказал все и не сказал ничего. Наверное, этого космического информатора программировали софисты. Или — суфисты.

Через два часа должен был прилететь вертолет с тремя «рыцарями удачи». У меня было три варианта защиты. Сообщить по рации в администрацию своему куратору, организовать оборону или слинять в тундру. Стрелять в людей мне не особенно хотелось. Приятно было позволить себя скрутить, а потом ждать милицейского воздушного патруля. Но эта приятность была чревата, а вдруг «рыцари» успеют смыться быстрей, чем прибудет правопорядок. Поэтому я пошел к шаману.

— Черная туча летит сюда, — сказал шаман. — От нее беда будет стойбищу. Спрятаться нельзя, всю тундру видит зло сверху при ясном солнце.

Любопытно, подумал я, этот экстрасенс чувствует опасность не хуже Проводника. Но почему он думает о неприятностях в отношении соплеменников. Ведь, это за мной летят. А, не найдя меня, станут допрашивать нгасанов. И, наверное, грубо допрашивать.

— Мы можем задержать злых, — сказал я, — у всех есть карабины, все охотники.

— Нгасан не поднимает ружье на человека, — ответил шаман грустно.

— Это не люди, оборотни, — сказал я.

— Где-то в глубине они все равно люди, — сказал шаман. — Некоторым предстоит стать ими уже в этой жизни, некоторым потом, в других жизнях. Нгасан не может вмешиваться в череду предназначенного.

Черт-те что, подумал я, откуда бы у заполярного племени знания буддизма?

— Что же делать, ты, наверное, понимаешь, что зло летит за мной?

— Ты пойдешь навстречу злу и оно иссякнет, — ответил шаман. И добавил очень рационально: — Я уже сообщил по рации, что нашему гостю грозит беда.

Ну, ну. Шаман двадцатого века, с рацией под подушкой.

— Ладно, — сказал я, — мне ружье дай, я не обязан заботиться о перерождениях этих двуногих ублюдков.

— Не надо, — сказал шаман. — Хуже будет. Зло, как камешек, брошенный в скалу, всегда летит обратно, в того, кто бросает.

— Тоже мне, толстовец заполярный, — возмутился я. — Ты что же, драться со мной будешь?

— Нет, я сказал. А ты поступай. Поступать ты можешь, а я могу говорить. Сейчас ты сам оборотень, твое тело думает, а не твоя голова.

Все это было очень мило, философские рассуждения шамана, суфийская информация Проводника. Но мне надо было протянуть время, дождаться ментовского вертолета. А вертолет искателей богатства уже жужжал вдали. Поэтому я снял с колышков винтовку, взял запасную обойму и пошел на окраину стойбища, туда, где за высоким скалистым выползнем хранили в земле запасы мяса и жира.

Собаки увязались за мной, я подумал, что если будет перестрелка, песики могут пострадать, шуганул их. Неужели, и о собаках подумал шаман, предупреждая, что от моего сопротивления всем будет плохо? Надо же, какой специалист по экстраполяции событий!