Исполнение желаний

Мало кто из ныне живущих помнил, что это вообще такое — совесть. Чем она страшна и какие страдания способна причинять. И, уж тем более, мало кто знал, что совесть — жадная ненасытная тварь, которой всегда мало искупительных жертв. Хоть всего себя отдай ей на растерзание, она не утолит свой голод. Будет пожирать тебя изнутри, грызть, глодать и смеяться, смеяться над жалкими попытками усыпить её самооправданиями и благородными поступками. Она-то знает: стоит ей успокоиться, как недавняя жертва снова превратится в равнодушную мразь.

Джоан Синклер жила на свете семьдесят три года. Она уже много раз обманывала смерть, ловко ускользая из её жадных объятий, и водила за нос старость, которой просто не давала шанса на успех. Болезни и немощь были Джоан незнакомы, благодаря успехам современной медицины, а также некогда имевшемуся доступу к передовым технологиям.

Она, будто муха в янтаре, застыла в возрасте «чуть меньше сорока». Иногда при взгляде в зеркало ей становилось любопытно: какой бы она была старухой? Однако Джоан точно знала — старухой ей не стать. Это чужое неидеальное, но привлекательное лицо женщины средних лет — останется таким же приятным и свежим, застывшим в полушаге от увядания. А потом она умрёт. Потому что любая жизнь, сколько её ни продлевай, имеет свойство заканчиваться. Когда закончится её — Джоан знала. И как закончится, тоже.

Наверное, кому-то было бы непросто жить с таким знанием, но Джоан оказалась крепким орешком. И отлично держалась. К тому же она понимала: смерть от пули, которая её ждет, не настолько плоха, насколько может показаться. Тем более, ни на какую другую всё равно не приходится рассчитывать по озвученной выше причине: совесть. Жадная тварь, которая определяет всё, в том числе и грядущий конец. Впрочем, Джоан сама выбрала свою дорогу. И, к удивлению многих, продержалась на ней куда дольше, чем ей изначально предрекали.

Тем не менее если бы кто-то спросил Джоан, жалеет ли она о том, как сложилась в конечном итоге её жизнь, то услышал бы «нет». Джоан ни о чем не жалела. Даже о той прожорливой твари, которая столько лет прогрызала кровоточащие ходы то ли в её сердце, то ли в рассудке, то ли в душе, то ли везде сразу.

Да, с чувством вины вполне можно научиться жить. Однако по-настоящему это получается только тогда, когда ты берёшь на себя последствия совершенной ошибки. Настолько, насколько это вообще возможно.

Становится легче. Боль и муки совести не утихают совсем, но с ними получается мириться, их получается терпеть. Это позволяет не сойти с ума.

Не сойти с ума. Джоан усмехнулась.

— Мама! — позвали от двери. — Мама, идём к нам! Ты что здесь сидишь одна?

Она повернулась с улыбкой. Её дитя. Одно из многих. Но, пожалуй, самое любимое. Самое ласковое.

— Мама, — мальчишка в рваных джинсах защитного цвета и зелёной толстовке с капюшоном нырнул под руку сидящей женщине, устраиваясь на полу у её ног. — Идём…

И снизу вверх заглянул в глаза.

Ребёнок двенадцатилетний.

Оле Хансен. Образец эй пи семнадцать. Биологический возраст: двадцать один год. Рост: сто пятьдесят восемь сантиметров. Вес: сорок шесть килограммов. Три предпубертатных нейропрограммных перепрошивки. Психосоматические изменения в соответствии с последней записью: «Питер Пэн».

Джоан положила руку на вихрастую макушку. И мальчик, которому программой было заложено искать потерянную маму, доверчиво прижался щекой к её колену.

— Я наводила порядок в вещах, — тихо сказала она, перебирая русые волосы.

Питер улыбнулся, закрывая глаза.

— Ну, пойде-о-ом, — попросил он, легонько дергая её за подол пышной юбки. — Там весело! Эсмеральда учит Терезу танцевать танго. Он уже три раза упал. Всё интересное пропустим.

Женщина улыбнулась:

— Пойдём, пойдём. Я как раз закончила.

Учит, значит… Удивительно, все они отлично помнят, где были, что делали, с кем дрались, на кого работали, но вот, что происходит внутри команды, постоянно забывают. Эсмеральда уже третий раз даёт Терезе урок танцев, начисто забыв прошлые попытки. Хотя чему удивляться — Джоан сама работала над программой, позволяющей этого добиться. Избирательная амнезия по внутренним делам якобы должна улучшать психологический климат в коллективе.

…В общем зале стоял разноголосый гам, который перекрывали громкие вопли Банни, выводившего ритм танго для путающегося в сутане Терезы и его партнерши. Эсмеральда пыталась вести партнера, а зрители заходилась от хохота, потому что танцующий Тереза — это было то ещё зрелище. Даже автопогрузчик движется грациознее.

— Мля! Вы меня отвлекаете! — орал Тереза, пытаясь не наступать цыганке на ноги.

— Да ёпта! Даже я уже всё понял! — наконец, прогрохотал утративший терпение (или уставший ржать) Дровосек.

С этими словами он выскочил на середину, вырвал бестолково топчущегося плясуна из рук партнерши и скомандовал Банни:

— Жги!

После чего, щека к щеке, поволок Терезу вперед под неистовый аккомпанемент, всеобщий вой и хохот.

— Дайте страсть, мальчики! — визжала, прыгая на скамье, Покахонтас. — Родж, гляди, как наяривают!