Исполни волю мою

После смерти родного отца соседи и воспитатели стали относиться к Варе по-новому. Называли сиротинушкой и жалостливо гладили по головке. А баба Уля уводила малышку в свою комнатку и беседовала, как со взрослой: "Не может человек быть сирым, Боженька берёт его под свою защиту, — говорила она, шамкая беззубым ртом. — Я научу тебя как говорить с ним, чтобы Он услышал. Научу жить по божьим заповедям." Варя внимательно слушала тихий старушечий шепот, не пропуская ни слова. И был меж ними уговор: хранить отца небесного в сердце своём тайно, потому что вера в стране поменялась. Ныняшняя власть, отвергнув Господа, воздвигла мавзолей и поклонялась мощам человека, обратившего сознание народа вспять. И путь этот гибельный уводит людей от света истины божией. Ведет к разрухе, смертям и алчности. За три года Варя полюбила Боженьку и свято уверовала, что высшее её предназначение в служении ему. Привыкнув держать эту тайну в себе, она старалась меньше общаться с другими людьми. Боялась случайно обмолвиться. Баба Уля, единственный свидетель её веры, вскоре умерла. Теперь ни одна живая душа не узнает Варенькины мысли, пока не встретится на пути единоверец и не откроется ей сам, первый.

Переступая порог своей комнаты, Варя снимала со школьного фартука октябрятскую звёздочку с портретом кудрявого ирода, вставала на колени и просила у Господа прощения за то, что носила ненавистный значок у сердца целый день. Сложнее стало скрывать набожность в третьем классе, когда пришло время из октябрятской хартии перебираться в пионеры. Мало того, что в школе зубрили всем классом пионерские клятвы — дома это дело мать взяла на контроль по одной простой причине: высокопоставленный отчим. Она изо дня в день убеждала дочь в важности предстоящего шага и обязательств, которые накладывает звание "пионер". Варя молча слушала и думала о Боженьке. Нет рядом бабушки Ульяны Тихомировны, она бы растолковала непонятные вопросы, скопившиеся в маленькой головке. Почему, недоумевала девочка, эти самые пионеры, помогающие старым и немощным, честные и дружные, вырастают во взрослых коммунистов и рушат храмы, отдают на поругание церковную литературу и утварь, запрещают молиться? Что плохого сделал Господь октябрятскому звену, пионерской организации, комсомольскому союзу или коммунистической партии? Разве может принадлежность к ним давать право чинить самосуд, именуемый репрессиями? Вопросы недетские. Варя не решалась задать их матери или отчиму. Боялась, что не поймут, потому что не услышат. "Я горжусь тобой!" — приветствовал отчим, крепко пожимая руку новоиспеченной пионерке. Красная петля галстука сдавила горло. Варя твёрдо знала, когда прийдёт время вступать в комсомол, она будет отстаивать свою веру. И выдержит это испытание — ей поможет Бог.

Борис Егорович чувствовал, что вина в отлучении Варвары от дома лежит и на нём. Ребенком, невольно, он выдал Эмме её страшную тайну. В пять с небольшим он мечтал стать главным разведчиком во дворе. Сестра общалась с ним лишь по мере необходимости: кормила обедом, меняла испачкавшуюся одёжку. И всё молчком. Отец с мамой в сыне души не чаяли, а Варька смотрела, как на постылую стенку. Заметил как-то раз Бориска, что она каждый вечер прячет под матрас странную вещицу. Достал тихонько и к начальству. Из Верховного Главнокомандования дома была Эмма Эрнестовна. Она сначала не поверила, что вражеский трофей захвачен в штаб-квартире старшей дочери. Дождалась её прихода из школы и просто спросила: "Твоё?" Варвара вырвала у матери свою драгоценность, обеими руками прижала к груди. Бориска, прежде чем отдать, хорошенько разглядел картинку в резной рамочке. Это был портрет бородатого дяденьки с крестом в руках и желтой радугой над головой.

— Как ты могла, Варвара? — Эмма всё поняла без слов. Догадывалась ведь, что в отчуждённости дочери кроется что-то запретное. Вот только спросить не смела — пугала правда, которая означала конец семейному благополучию. — Ты же знаешь, это убьёт твоего отца…

Варя глаз не опустила:

— Он не отец мне.

Егор Борисович недавно перенёс второй инфаркт, напоминали о себе война и возраст. Да и смещение Хрущёва с поста главы государства не прошло для него бесследно. Новая метла, как известно, метёт по-новому, а перестраиваться в его годы и корректировать сложившиеся убеждения было ох как нелегко. Чтобы не съели "молодые партийные пираньи", дышащие в затылок, приходилось себя ломать, лукавить и отмалчиваться. Бывшие комсомольские вожаки-переростки рвались к власти, не брезгуя грозными разоблачениями твоего, в горячах обронённого слова, факта биографии, оставшегося в тени. Варина подножка пришлась бы им кстати… Эмме Эрнестовне было хорошо известно, что членство в партии и религия — вещи несовместимые. Взаимоисключающие. — Отрекись, Варя, одумайся. Пожалей Егора! — умоляла.

— Нет. Тебе, мама, надо выбрать — или я, или он.