Исполни волю мою

Эмму нарекла червонной дамой и положила в центре стола. Нисколько не удивилась, что на сердце её лёг туз пик. Правда остриём вниз, а это выигрыш во времени. По правую руку — король червонный. За неимением мужа — сын. Всё так… В голове и под ногами хлопоты, суета — то, что мама зовёт "семерением". Аня сняла следующую карту, волнуясь и держа рубашкой кверху, переворачивать не спешила. От неё во многом зависит исход и это может быть всё, что угодно: письмо, казённый дом, разговор или свидание. Но ни то, ни другое, ни третье не выпало на кон. Слева, у сердца, комфортно расположилась бубновая дама. Задача усложнялась. Кто это? Тётя Варя, Елена, она сама или вообще чужая женщина? " Когда узнаю — Эмма спасена! Но когда? Катастрофически мало времени…"

Под бубновой дамой обычно принято подразумевать молодую незамужнюю девушку. Цвет волос Аней не учитывался, потому что дам она рассматривала по возрастным и социальным признакам. Червонная — замужняя, крестовая — средних лет и побывавшая в браке. Непросто было определиться с пиковой. Традиционно она считалась роковой злодейкой, дьяволом в юбке. Аня не подходила к ней столь категорично и, если по соседству присутствовали родные пики или черви, принимала её за добрую старушку. Помощницу и советчицу в любовных делах. А вот бубновой даме порою не доверяла больше других, узрев коварные замыслы рядом с пиками, ревность и зависть возле треф. Сейчас на эту мадам делалась ставка в игре за жизнь. Если Эмма позволяет ей оказывать на себя влияние, значит принимает за свою. Они знакомы между собой — это точно. Червонный туз… Не просто знакомы — состоят в родстве. Семёрка пик — а внешне не похожи… Или внутренне? Ну и ну! Десятка червей указывла на невинность дамы. Девственница? Неужели Ленку следует из списка претенденток исключить?

От сквозняка громко хлопнула входная дверь, слетел на пол пиковый туз, а на пороге возникла "искушенная недевственница". Зацепившись ладошками за косяки и пару раз отжавшись, она втянула носом воздух. Почувствовав запах еды, удовлетворённо хмыкнула:

— Ела! Небось удалось то, что задумала. Или вхолостую аппетит разыгрался?!

— Всё было очень вкусно, спасибо.

— Было. Вчера. Сто раз тебе говорила: подогревать вредно, есть нужно свежую пищу. С пылу, с жару.

Аня махнула рукой:

— Лен, давай лекции потом. Не занудствуй! Сейчас я решаю твою задачку…

Подруга села напротив и с интересом заглянула в карты:

— Ну и?…

— Круг сужается. Только что я вычеркнула тебя.

— За что, Анюта? Чем я так провинилась?

Аня подробно объяснила пустосмешке ход своих мыслей, заодно пытаясь настроить её на серьёзный лад и извлечь недостающую информацию. Кроме кровных уз Лена не подходила по всем параметрам: покладистый характер, первородный грех и даже цвет волос — золотисто-русый, как у Эммы в молодости. Зато бунтарка Варя постриглась в монашки в неполных семнадцать, следовательно, до сих пор может оставаться девушкой. И внешностью пошла в отца-брюнета.

— Не понимаю, ты решила топать тем же путём, что и папа: подсунуть бабушке кого-то похожего на Варвару? Но он уже отказался от этой затеи!

— Не совсем так… Мы все хотим облегчить Эмме последние дни. Просто облегчить ей прощание с миром. Видишь эту бубновую даму? В её силах помочь нам. Карты лишь подсказывают мне тот выход, который где-то рядом и крутится в голове. Я его чувствую, но как негатив — пока нет проявителя, плёнка молчит…

— Иными словами, тебе нужен толчок.

— Ой как нужен! Расскажи мне лучше всё, что знаешь о своей тётушке. Здесь, в твоём альбоме, есть её фотография?

— Не помню. Надо порыться. Я сейчас! — Лену словно ветром сдуло. Она притащила на кухню целых два тяжеленных альбома и, взгромоздив их на столе, стала шумно перелистывать.

— Кажется где-то было одно-единственное фото, совместное. Папа там — карапуз, — Лена тихонько засмеялась. — Гляди, Анька, мы с тобой грязные какие! Только познакомились тогда. Ой, у тебя колготки порваны!

— Это гольфы модные, выше колена. Твои собственные, кстати. Ты их едва до колена натягивала, а мне самый смак. И вообще, не отвлекайся, пожалуйста! А выполняй моё устное распоряжение.

— Ой-ой, какие мы грозные… Ну где же? Где? — покончив с первым альбомом, Елена перекинулась на второй. Он был более старым, каждая страница сопровождалась полупрозрачной калькой, а фотографии в нём крепились за уголки тройными круглыми вырезами.

Наконец, она что-то обнаружила в череде картонных страниц. Аккуратно, кончиками гелевого маникюра вытащила на свет божий пожелтевший от старости глянцевый снимок.

— Вот она, Варя.

Хмурая и не по-детски серьёзная девочка стояла неестественно прямо, отчего её животик колесом выдавался вперёд. Тонкие косички завязаны баранками, одна рука безвольно опущена вдоль тела, другая держится за спинку стула. На стуле сидит Эмма, лицо которой лучится восторгом. Прямо за нею возвышается немолодой муж с младенцем в рюшевом чепчике. Среди этого семейства по-настоящему несчастна только маленькая Варвара.

— Сколько ей здесь лет?

— Не знаю точно. Семь-восемь…