Исполнитель

Первей подошёл к зверю, стоявшего тихо и смирно. Вытянул из рукава амбала тяжёлую дубинку, рассмотрел. Надо же, восточная хитрость… Стянул мягкий кожаный чехол. Вот, теперь это настоящее оружие.

Удар в лоб наотмашь, глухой треск проломленного черепа. Амбал постоял ещё мгновение, а затем, так и не издав ни звука, рухнул навзничь, так, что вздрогнул пол.

«Это всё, что я могу, Родная»

«Этого достаточно, мой милый. Спасибо тебе»

Рыцарь сунул медную дубинку в руку купцу.

— Держи крепко, пока за тобой не придут. Понял? Патрик, мы уходим, — Первей уже подталкивал невольницу к двери.

«Родная, ты поняла, что с тобой?»

Пауза.

«Да. У меня появилась ненависть. Мне снова смягчили режим»

* * *

— Ай-яй-яй, до чего распоясались, нехристи! На вольной Руси из дому девок воровать! И ведь наши, русские, тати окаянные, стакнулись с ними! Нет, не могу успокоиться, до самого нутра пронял ты меня, Первей Северинович.

Купец Савелий встал и принялся расхаживать по горнице широкими шагами, из угла в угол.

До самого дома купца они шли молча, причём девушку приходилось буквально тащить на руках, так как на полдороге она стала валиться с ног. Сейчас она спала, чуть приоткрыв порозовевшие губы, дышала ровно и тихо, лишь иногда вздрагивая во сне от пережитого — действие снадобья кончалось.

Купец встретил их радушно, явно обрадовавшись. Первей рассказал купцу историю с невольницей, опустив ненужные детали, и в доме поднялась настоящая суета — враз набежали какие-то мамки-няньки, ахая и охая, утащили одурманенную девчонку, принялись её раздевать, одевать и переодевать и вообще всячески тормошить. Рыцарь усмехнулся про себя. Он давно заметил — женщинам только дай поиграть в куклы.

— Я ещё хотел тебя спросить, Савелий Петрович. Жив мой Гнедко-то? — он даже сглотнул.

Купец остро глянул на него, пригорюнился.

— Назад спросишь?

Первей смутился.

— Спрошу, не серчай. Очень дорог мне конь этот. Сколь спросишь за него, столь и отдам.

— А ежели сто рублёв спрошу? — рассмеялся купец.

— Договорились, — Савелий вытаращил глаза. — И ты в прибытке, и мне друга вернёшь.

Купец вздохнул.

— Бери, Первей Северинович, коли так. Конь твой в неге и холе жил, так что здоров и весел. Да и как бы я смог не отдать? — купец рассмеялся.

— Не понял.

— Всё ты понял, Первей Северинович, да и я немало про тебя понял. Ежели б ты задумал, даром взял бы, да ещё с меня и деньги в доплату. Не так?

Первей помолчал.

— Вот что, Савелий Петрович. Ты не крадеными у отца-матери русскими девками торгуешь, ты честный русский купец. Так что опасаться меня тебе не следует. И к тому же помог ты мне тогда, за что тебе отдельное спасибо. Сто рублей твои.

— Ну коли так, по рукам!

* * *

«Родная, отзовись»

«Тихо, не мешай!»

Первей удивился. Это что-то новое. Раньше Голос Свыше либо совсем не откликался, либо по крайней мере не грубил.

Гости купца были устроены в отдельной комнате. Они лежали возле печи, на широких лавках, по русскому обычаю, покрытых шубами, хотя на дворе был апрель. Выражение лица Патрика менялось на глазах, отрешённая угрюмость сменялась почтительным восторгом.

— Господин Первей, — юноша вдруг заговорил по-русски, и Первей открыл рот. — Я должен принести вам свои извинения. Примете ли вы их?

«Родная, откуда?..»

Короткий смешок.

«Очень полезно знать язык страны пребывания. А парень, кстати, способнее к языкам, нежели ты. Всего одна ночь — и пожалуйте»

— Вы молчите… Вы не простите меня?

— За что?

— Я плохо подумал про вас. Я подумал, что вы грабитель и разбойник.

— Формально это верно, — рыцарь смотрел серьёзно. — Сегодня я ограбил персидского купца и убил его слугу. Да и купца тоже, если уж быть точным.

— Нет, нет! Вы Рыцарь Божий, вы действительно Исполнитель Предначертанного! Голос Свыше мне всё объяснил. Простите меня!

— Ты прощён, Патрик, — наконец улыбнулся Первей. — Всё, проехали!

«Родная, что ты ему наговорила про меня?»

«Правду, только правду и ничего, кроме правды» — короткий смешок — «Точнее, её крохотный кусочек. Если рассказать про тебя всё, этот юноша больше не встанет»

«И на том спасибо!»

* * *

— Ну что ж, в добрый путь, Первей Северинович. И тебе, добрый молодец Патрик… Извини, всё забываю, как тебя по-батюшке, — Савелий Петрович засмеялся. — Ну да молод ты ещё, успеешь навеличаться-то.

Первей улыбался, щурясь от яркого майского солнца. Нежная зелень листвы лёгкой дымкой охватывала деревья, уставшие от долгой северной зимы. Хорошо, ей-богу! И почему-то совсем несложным и нестрашным казалось то, что они двое должны были совершить.