— Иди к чёрту, Крайст, — спокойно отозвалась Кира, продолжая рыться в своём ящике.
— Сейчас, адрес у меня есть, — парировал Билл, — только что мне ему передать при случае, Мике в смысле, а не чёрту?
— Передай ему, что извинения приняты, — произнесла Кира, наконец оторвавшись от поисков и взглянув на Билла с мягкой улыбкой.
Биллу эта улыбка явно не понравилась. Уж больно она была загадочная, ёмкая, значительная. Слишком личная улыбка, за ней скрывалось, вероятно, что-то немного большее, чем просто случайное приключение. Мика перед внутренним взором Билла снова сопел, утопая в белоснежном гостиничном белье. Он хмыкнул, а Кира, добивавшаяся именно такого эффекта своей преувеличенно мечтательной интонацией, ловко вернула ему шпильку:
— А ты, я смотрю, ревнуешь, Крайст.
Она шутила, и оба это понимали, на лице её цвела задорнейшая из улыбок, Билл улыбался тоже, но чувствовался холодок в этом их легкомысленном веселье; обоим стало вдруг неловко, так, словно в комнату внезапно вошёл кто-то, над кем они только что смеялись, Кирочка отвела глаза, а Билл повернулся и решительно направился к двери.
— Пока, — бросил он на ходу, — совсем забыл, что надо заехать ещё в одно место.
Кира недолго проводила его взглядом и продолжила копаться в столе. Она искала заколку.
11
Похолодало. Дни потянулись всё чаще туманные, хмурые, осенние. Мокрые цветные листья липли к асфальту словно фигурные наклейки. Начался учебный год. Толстый Томми сидел теперь за партой один, грустно глядел в окно, где медленно редели в течение первого урока сумерки, и лениво покручивал в руке карандаш.
Однажды на большой перемене к нему подошла Хильда. Почему-то одна, без красивой медлительной Роны, своей неизменной спутницы.
— Слушай, толстый, — нерешительно начала Хильда, растягивая и без того узкие губы в смущенной гримаске, — ты можешь мне сказать, что с Эрном стало. Только по-честному. Я слышала, что он пропал, но мне бы хотелось поподробнее…
— Ну откуда я знаю… — прогнусил Томми, за лето он немного вырос и голос у него заметно огрубел, — ко мне всего один раз подходила по этому поводу девушка из полиции. Спрашивала. Ищут его, наверное.
На этом разговор можно было считать оконченным: Томми ничего не знал о своём пропавшем друге, и других общих тем Хильде нащупать тоже не удалось, поскольку учёбу обсуждать не тянуло, а о личном подростки до этого говорили мало, в силу особенностей переходного возраста немного стесняясь друг друга. Она отошла и, встав у окна, занавешенного розовым тюлем принялась смотреть на улицу.
Прошла неделя. Томми возвращался в один из дней домой: он шёл из школы нагруженный изрядно вспухшим спортивным рюкзаком, пыхтел и бормотал что-то себе под нос.
Неожиданно кто-то догнал его и придержал за рукав.
Томми испуганно обернулся. Это была Хильда. Толстячок уставился на неё непонимающими глазами. В первую секунду он даже немного испугался: чего может хотеть от него эта некрасивая девочка с длинным ртом и тонкими рыжими косичками на совсем круглой как мяч голове?
Вид она имела весьма серьёзный и даже решительный.
— Вот что, толстый, — сказала Хильда, — скажи мне, ты друг Эрну или просто такой равнодушный слизняк, который всегда безропотно принимает обстоятельства и даже не пытается ничего изменить?
— Дддруг… — чуть слышно пробормотал Томми, с тревогой ожидая последствий такого определения их с Эрном взаимоотношений, он ведь не знал пока, как именно ему предстоит отвечать за это слово, но безошибочно чувствовал, что отвечать придётся. Друг — очень серьёзное слово, мощное. Просто так его не произносят.
— Ну а если друг, то ты поможешь мне, — с непоколебимой уверенностью провозгласила Хильда.
Томми замер: случилось то, чего он больше всего боялся — наступила ответственность.
— Мы будем сами искать Эрна! Раз менты не справляются, так ну их к черту, сами всё доделаем, без них! Ты ведь хочешь спасти своего друга?
Толстячок смотрел на Хильду недоуменно и с опаской, часто моргая глазами за толстыми стеклами очков. Мама всегда говорила ему, что никогда нельзя браться за то, чего не умеешь, тем более не следует ввязываться в какие бы то ни было сомнительные или рискованные предприятия, да и вообще лучше держаться подальше от людей, которые их затевают…
— Ну так что? Ты со мной, или ты трус? Сопливый маменькин сынок? — Хильда резко дернула рукав не по погоде тёплой курточки Томми.
Он обиделся:
— Я же столько раз просил не смеяться над моим насморком! — и тут же достал из нагрудного карманчика носовой платок и громко высморкался, — он хронический! — почти с гордостью объявил Томми, запихивая платок обратно.
Хильда явно затевала нечто сомнительное и, вероятно, даже опасное. Мама бы этого точно не одобрила. Томми снова взглянул на девчонку.