— Дело крайне важное и безотлагательное? — осведомился он с дежурной насмешливо-ласковой улыбкой, но его желание шутить улетучилось сразу же, как только они с сослуживицей встретились взглядами. Лихорадочный блеск Кирочкиных антрацитовых глаз не сулил ничего хорошего: она была чем-то сильно встревожена, если не сказать — напугана.
— Где Эрн? — спросила она, напряженно оглядываясь по сторонам.
— Отправился в джентельменский зал, — деловито пояснил Билл.
— Это очень кстати, — выпалила Кирочка, присаживаясь за столик, — я хотела поговорить без него. Ибо, возможно, то, что я скажу, имеет к нему непосредственное отношение, — поминутно озираясь, не идет ли Эрн, она полушепотом высказала Крайсту свои опасения по поводу того, что смерти Саша, Макса из пиццерии и бедняги Пабло как-то связаны между собой, а именно: на неё, Киру, наложено какое-то страшное проклятие, иначе почему их всех так скоро и загадочно прибрал Господь? — Каждый из них провёл со мной ночь, понимаешь, Крайст…
Она говорила быстро, горячо, с опущенным взором.
— Это, скорее всего, простые совпадения.
— Допустим, — возбужденно возразила Кира, — может иметь место одно совпадение подобного рода, ну, даже два. Но три совпадения, Крайст, три! Это уже статистика.
— Пожалуй, ты права, — Билл озабоченно сдвинул брови, — однако Эрн, я полагаю, тут всё-таки ни при чём… Ну или почти ни при чем. Скажем так — все эти смерти не есть следствия прямого воздействия его магической воли…
— Но тогда… Кому ещё могло понадобиться такое проклятие? Я лично больше не знаю ни одного сохнущего по мне чародея!
— Это не проклятие.
— Тогда что же?
— Ревность.
Кирочка потрясенно распахнула глаза. Билл поспешил пояснить сказанное:
— Это самая разрушительная из существующих в природе сил — главное проявление эго. Обособление себя от всего остального мира, выражающееся в определении границ личного пространства и прав собственности, — Крайст оглянулся, чтобы удостовериться, что юного колдуна ещё нет поблизости, — Для Эрна в его возрасте любовь означает прежде всего безраздельное обладание; а по причине наличия у него паранормальных способностей его вполне естественное, в общем-то, нежелание уступать кому-либо объект своей симпатии обладает такой силой, что…
— Идёт! — воскликнула Кирочка, стискивая руку Билла.
— Надо поговорить с ним, только осторожно…
Эрн приблизился к столику. Напустив на себя спокойствие и непринужденность, Кирочка принялась ковырять ноготь. Она всегда так делала, когда требовалась срочная конспирация.
— Как дела? — спросил у юноши Билл с глупой размашистой улыбкой.
Эрн фыркнул, мило наморщив носик.
— Вечно ты со своими шуточками, Крайст. Если что-то и изменилось, то это всего лишь незначительная флуктуация массы…
Билл рассмеялся.
— А ты, я смотрю, научился нормально на них реагировать, старина.
Кирочка подняла голову. Вид у неё был решительный и серьёзный.
— Эрн, нам нужно поговорить с тобой.
— Нам? — Билл насмешливо поднял брови, — меня призывают в сообщники?
Кирочка посмотрела на него уничтожающим взглядом. Но потом вдруг резко опустила глаза и подняла вновь, только теперь в них читалась мольба, смешанная с укоризной: "Мне мол и так нелегко, а ты ещё ерничаешь." Биллу стало немного не по себе, он почувствовал, что именно в этот момент, возможно, впервые за весь период их совместной работы, Кирочка полагается на него, полагается в настоящем смысле этого слова, не в служебном плане, а в личном, и это дорогого стоит, и нельзя отнестись к этому несерьезно; даже если нечто кажется неважным и смешным, если оно настолько важно для кого-то другого, нужно помочь.
Биллу неожиданно вспомнилась история с кузеном Чарли. Малыш (ему было тогда всего три года) уронил в унитаз крохотное колесико от паровозика из набора "Железная дорога", а они с Чарли, вместо того, чтобы помочь ему, шутки ради нажали на слив… Как он ревел, этот маленький кузен… С каким пронзительным отчаянием! Будто бы разрушено, развенчано и поругано всё, и нет в целом свете нигде ни добра, ни правды. Вот теперь и думай, что смешно, а что важно. Хуже всего, что они с Чарли хохотали тогда как сумасшедшие. Теперь Биллу вдруг стало за это очень стыдно.
— Ну давайте уже, гоните свой архи важный разговор! — нетерпеливо заявил наконец Эрн, наблюдая за игрой мимики на лицах обоих офицеров.
Когда два человека при третьем способны общаться без слов, этот третий обычно чувствует себя премерзко.
Кирочка достала из сумки фотографии всех троих погибших знакомых.
— Кого-нибудь из них ты видел хотя бы раз в жизни? — спросила она строго.
— Вот этого, — ответил Эрн сразу же, ткнув пальчиком в лицо Саша Астерса.
Кирочка фыркнула, жутко разозлившись на то, что он вот так запросто ставит палец на фотографию некогда дорогого для неё человека. Её всю жизнь бесило, когда показывали на фотографиях пальцами и особенно когда водили по ним ногтями, визжать хотелось, особенно в детстве. Люди на фотографиях кажутся какими-то особенно беззащитными. А тут кто-то приходит и хватает их за лица жирными руками, а они даже не могут ему ничего сказать.