Исполнитель

— Знаете, с вами я как раз говорю серьезно, — честно ответил я. — Я ужасно устал от всей этой демагогии про партию и врагов… Вы бы видели, что за публика проходит через мои руки… Обыватели, неспособные связать двух слов от страха и глупости. Подпольные дельцы и спекулянты, только и умеющие, что сулить деньги за свое освобождение. Кадровые военные и бывшие аристократы, поначалу готовые лопнуть от презрения к нам, а потом ползающие на коленях и умоляющие дать им подписать что угодно. Но хуже всего, разумеется, революционеры. Вот уж, воистину, маргинальная публика. Мне кажется, они вообще не способны ни думать, ни говорить по-человечески. Вообразите себе: революция отправляет их на расстрел, а они вопят «Да здравствует революция!» Мне порой кажется, что это не люди, а какая-то дегенеративная мутация… Нет, побеседовать с цивилизованным человеком вроде вас — это большая удача.

— Не могу сказать, что разделяю удовольствие от нашей беседы, — усмехнулся он.

— Ну разумеется, я понимаю… Инстинкт самосохранения и все такое… Но, кстати, вам не приходило в голову, что, прежде чем отнять у клиента жизнь, мы многое даем ему? Мы позволяем человеку почувствовать свою значительность. Кем он был прежде? Винтиком, червяком, ничтожеством. А кем делаем его мы? Грозным и могучим заговорщиком, угрожающим первым вождям революции… да что там — самой революции, которой боится весь мир! Весь мир боится революции, а революция боится его, этого вчерашнего винтика — боится настолько, что вынуждена ликвидировать как можно скорее. И, между прочим, мы не просто даем клиенту иллюзию — мы даем ему реальную власть, власть над чужими судьбами и жизнями. Своими показаниями он может уничтожить практически кого угодно. И, надо сказать, люди охотно пользуются этой возможностью, так что у нас всегда полно работы. Ну да, впрочем, все это лирика, а нам нужно работать, — я подвинул ему бумагу и ручку. Он посмотрел на меня.

— Никаких шансов?

— Ни малейших. Вы понимаете, после того, как за вами пришли, обратной дороги уже нет. Расценивайте это как стихийное бедствие.

— Всю жизнь считал самым обидным погибнуть от стихийного бедствия, без всякой вины.

— Ну, это вы бросьте! Я уже говорил — все люди виноваты, а вы, быть может, больше других. Вы не помните меня?

— Ннет, не припоминаю.

— Я вас тоже, а ведь мы учились в одном университете. И я хорошо помню таких, как вы, в молодости. Все эти разговоры о всеобщем равенстве и справедливости… Ведь вы приветствовали революцию! Да? Или нет? Если нет, то почему вы не боролись против нее с оружием в руках? Где были ваши принципы? Вы привели нас к власти, а теперь говорите, что за вами нет никакой вины!

Он молчал. Затем произнес, глядя в стол:

— Я… служил не власти, а…

— А Отечеству? Знаем, знаем. Слышали не раз в этом самом кабинете. Только не приходила вам в голову простая мысль, что каково отечество, такова и власть в нем? Давайте пишите, милостивый государь!

— Что писать?

— Что хотите. Шпионаж, диверсии, контрреволюционная пропаганда… Могу вас заверить, что приговор не зависит от конкретных пунктов. Не забудьте указать пять фамилий сообщников. Можно больше.

— Что? — он растерянно смотрел на меня.

— Что слышали. У вас есть редкая возможность свести счеты с вашими врагами. Смелее, вспоминайте, кому вы хотите отомстить.

Он решительным жестом отодвинул бумагу.

— Я не подлец!

— Ну вот, опять начинается… Да поймите вы, наконец, где вы находитесь. Система уже сожрала вас, вы уже фактически на том свете, по ту сторону добра и зла… Я иду вам навстречу, не заставляю оговаривать ваших близких, а предлагаю поквитаться с врагами — а вы строите из себя институтку.

— Я одного не могу понять, — сказал он, глядя мне в глаза, — зачем?

— Обычно людей в вашем положении волнует вопрос «почему», — усмехнулся я. — «Почему именно я?» А на вопрос «зачем» им наплевать… Меж тем вопрос «почему» в данном контексте неуместен. Потому что сегодня ты, вчера другой, завтра третий… Система. Заурядный житель Империи просто не представляет себе истинных масштабов террора… пока за ним не придут.

— Житель Республики, вы хотели сказать.