Испорченная кровь

— Я не заинтересована в восстановлении, — ответила я пренебрежительно. — Я пройду мастэктомию, а потом отправлюсь домой без экспандеров. Это моё решение.

Доктор Монтоль открыл было рот, чтобы ответить, но Айзек оборвал его:

— Пациентка приняла решение, доктор. — Он смотрел прямо на меня, пока говорил. Я плотно сжала губы в знак благодарности.

— Ели мои услуги не нужны, вы меня извините, — сказал доктор Монтоль, прежде чем уйти.

Я смотрела на свои руки. Доктор Акела села на край кровати. Мы говорили в течение нескольких минут о лучевой терапии, которую мне придётся пройти после операции. Шесть недель. Я восхитилась её подходом к больным; он был тёплым и личным. Уходя, она слегка коснулась тыльной стороны руки Айзека. Мой.

Айзек подождал, пока дверь не закрылась, прежде чем сделал шаг вперёд. Я приготовилась к потоку вопросов, но вместо этого он сказал:

— Ты можешь одеться. Пообедаешь со мной?

Я моргнула, глядя на него.

— Разве это не конфликт интересов? Ланч с пациенткой?

Он улыбнулся.

— Да, мы должны пойти в другое место, а не в больничный кафетерий.

Я хотела сказать «нет», но услышала слова песни, которые он оставил мне утром, они проигрывались в моей голове. Кто дарит песню, в которой говорится: «Не нужно беспокоиться, всё равно все умрут», когда у кого-то рак?

Мне понравилось. Особенно его честность.

— Ладно, — ответила я.

Он взглянул на часы.

— Встретимся на стоянке через десять минут?

Я кивнула.

Я оделась и направилась вниз.

— Я припарковался там, — сказал Айзек, когда я нашла его на парковке. Он переоделся, надел белую рубашку и серые в тонкую полоску брюки. Я последовала за ним к его машине, и доктор открыл мне дверь. Это было слишком. Я запаниковала.

— Не могу это сделать, — ответила я. И отошла от автомобиля. — Прости. Мне нужно попасть домой.

Я не оглядывалась, когда шла к своей машине.

Он, вероятно, думал, что я сошла с ума. Скорее всего, так и было.

Айзек ждал меня, когда я вернулась домой спустя несколько часов, прислонившись к машине и задрав лицо вверх. «Наслаждайся, Айзек», — подумала я. — «Завтра мои облака вернутся». На долю секунды, я подумала, а не развернуться ли мне на подъездной дороге и не отправиться ли в Канаду. Но я разъезжала в течение нескольких часов, и стрелка бензобака теперь указывала на «Е». Я хотела попасть домой. Я прошла мимо него к двери. Мы едва зашли в прихожую, когда я бросила:

— Почему ты не спрашиваешь, почему я не хочу восстановления после операции хирургическим путем?

— Потому что, если ты захочешь сказать мне, то скажешь.

— Мы не друзья, Айзек!

— Нет?

— У меня нет друзей. Разве ты не видишь?

— Я вижу, — ответил он. Я ждала, что мужчина скажет что-нибудь ещё, но доктор этого не сделал. На мне был тёмно-синий пиджак поверх рубашки. Я сняла его и швырнула на кушетку. Затем собрала волосы на макушке и завязала их в узел.

— Так зачем ты здесь?

Он посмотрел на меня.

— Я хочу, чтобы ты была в порядке.

Это слишком. Я побежала наверх. Я действительно сошла с ума. Я знала это. Нормальные люди не бросают разговоры прямо посередине. Нормальные люди не дают чужакам спать на их диване.

Два года назад я купила велотренажёр у восьмидесяти восьми летней вдовы с розовыми волосами по имени Дэлфи. Она поместила объявление в «Penny Saver», потому что, по её словам, после замены коленного сустава не могла «чертовски хорошо его использовать». Я забрала тренажёр в тот же день, когда и позвонила. После всех хлопот с поднятием его вверх по лестнице, я так ни разу не села на него. Я подошла туда, где он стоял, собирая пыль в углу моей спальни, и залезла на тренажёр. Пришлось корректировать настройку Дэлфи для высоты мягкого сиденья. Я крутила педали, пока мои ноги не стали похожи на желе. Задыхалась, когда слезла, босые ноги болели из-за пластиковых педалей. Я прошла к тумбочке, наступая на края ступней. Раскрыла  «Запутавшаяся»  мизинцем.

«Посвящается И.К.»

Я закрыла книгу и пошла вниз, чтобы увидеть, что Айзек готовил на ужин.