Испорченная реальность

Я обернулся. Она стояла во мраке и точно не была призраком. Голос, глубокий, бархатный, совсем не походил на шепот. Она была тоненькой, меньше меня, почти эфирной, но что-то в ней притягивало взгляд. Она казалась старше, чем была: от уголков мрачных глаз бежали ранние морщины. Производила впечатление женщины, знакомой со скорбью и утратами. Она была такой же, как я, как преподобный, даже как призраки. Мы были в братстве потерянных, забытых, несуществующих, и на минуту я поверил, что она действительно хранила ключи к тайнам.

— Привет, — тихо проговорил я.

— Ты многое потерял, да?

Я кивнул.

— Как и ты.

— Я уже забыла. Это случилось давным-давно. Хочешь ответов, Кевин?

— Да, пожалуйста.

— Я могу рассказать лишь о чужих догадках. Но лучше, если ты сам все услышишь. Пойдешь со мной?

— Куда?

— Туда, где собираются такие, как ты. Такие, как мы. Туда, где ты поймешь, чего ждать от новой жизни.

— Пока, — признался я, — она мне не слишком нравится.

— Да. Как и большинству.

Она протянула мне руку, и я ее сжал. Кожа женщины оказалась теплей, чем я думал, хватка сильной, вселяющей уверенность.

— Некоторые из нас, — продолжила она, — вырезали нишу для существования внизу. На краю реальности мы живем, можно сказать, мирно, хотя ты вправе не оставаться. Мы все свободны в своих поступках — в разумных пределах.

— В разумных пределах?

— Убийство, — пояснила она, — совершенно неприемлемо.

— Это обнадеживает.

— Не слишком расслабляйся. Некоторые отвергают наши правила.

Она зашагала к двери, но я медлил. Оглянулся на дверь у алтаря. Иосия стоял около нее, прислонившись к косяку. Улыбнулся, кивнул и вернулся в комнату.

Женщина вела меня подземкой, по туннелям и коридорам, среди стоков и тьмы — к яме, полной отвращения, безнадеги, беспомощности и ощутимого страха. Я видел мужчин, женщин, детей — некоторые были одеты прилично, большинство в тряпье и лохмотьях, — бездомных с улиц и скрывавшихся преступников. Она нашла место, где я мог присесть — в толпе этих людей — и стряхнула мою руку.

— Я вернусь, — прошептала она, — как только он будет готов с тобой встретиться.

— Он? — спросил я.

Но она уже ушла.

А я остался в этой норе, пещере, яме, которая походила на комнату потому, что у нее были стены и потолок, а еще колонны. Она дышала гнилью, и мне потребовалось время, чтобы различить детали.

Когда я сумел это сделать, они напугали меня.

III

Полдюжины ножей скользят между моим голым телом и кожаными ремнями, разрезая их без усилий, принуждая меня соскользнуть на пол. Наклон небольшой, но мои мышцы онемели, ноют и сперва не слушаются.

Женщина-призрак приносит мне ковшик с водой. Поддерживает меня за затылок, пока я пью. Глотать больно, так что я не спешу, капли воды срываются с растрескавшихся, пересохших губ, бегут по подбородку. Мое тело впитывает их как губка. Ни одна не падает на землю.

— Когда будешь готов, — говорит Капитан Страх, найди меня.

Призраки расходятся. Исчезают в лесу. Я моргаю воспаленными глазами, но призраков уже нет, только женщина с ковшиком. Она говорит:

— Ты должен жить.

Ее голос чуть громче шепота. Я понимаю почему. Мой звучит так же, когда я говорю:

— Правда? — и кашляю от усилий.

— Полегче, — замечает она. — Не пытайся разговаривать. Не двигайся. Отдыхай, пей, а позже я принесу тебе еды.

Я опускаю глаза. Мое тело, обнаженное, серое, покрыто чем-то вроде краски. Она ломкая, белесая, твердая и шелушится. Напоминает цемент — недавно положенный и застывший. Краска грубая и плотная, но ее легче соскоблить, чем смыть.

Я выпиваю еще немного воды. Теперь она идет легче. Я не настолько измучен, чтобы тело не принимало жидкость. По правде говоря, я не знаю, сколько времени прошло, день или два, но точно не больше. Образы и сны, обступившие меня, рассеялись, и я вижу только карие глаза призрака, карие, как у меня, как у женщины на « Гаун-Холл». Я отрываюсь от воды.

— Мы уже встречались.

Она кивает.

— Тебе нужны силы. Для новой жизни.

— Я хочу вернуть старую.

— Прошлое ушло, — говорит она. В ее голосе только вера и ни тени печали, хотя такие эмоции, наверное, невозможно передать слабым шепотом.

Я откидываюсь назад. Доска, на которой лежу, совсем не уютна, но выбирать не приходится. У меня нет сил, чтобы сидеть. Я вытягиваю ноги, дышу полной грудью.

— Наши пути теперь и твои, — говорит она.

— Мои пути... — начинаю я, но слова кажутся бессмысленными — мне и призракам. Неважно. Я закрываю глаза и хочу, чтобы все кончилось. Но понимаю, что желания не исполнятся.

Нужно отсюда выбраться. Вернуться в Сидней, найти Карен, действовать по плану. Я хочу вернуть мою жизнь, хочу вновь взять сына на руки. Черт, мне даже хочется снова пойти на работу, сидеть в скучной кабинке, иногда посматривать на Анну Гордон и гадать, о чем она думает.