Испорченная реальность

Я на углу, где трамвай поворачивает на Централ. Не думаю, что он ходит в такую рань. Тут стоят машины, например бронированный седан перед зданием справа. Еще несколько автомобилей едут через перекресток.

В парке, где мальчишки играли в соккер, где установили огромные экраны, чтобы показывать главные матчи, — рядом с беседкой, рощицей, в сплетении мощеных дорожек, — горит огонь. Стучат барабаны. Призраки в ярких масках пляшут вокруг костра, по ветру плещут серые ленты.

Языки пламени не освещают меня — они слишком далеко. Никто из призраков, кажется, меня не видит. Один стоит на крыше беседки, вскинув руки, словно приказывая морю расступиться, и говорит с толпой. Тут, наверное, сотня призраков, больше, чем я видел в пещере, большинство окружили костер и проповедника, другие расползлись по парку чернильными пятнами. Это служба? Призыв к оружию?

На углу возвышается здание, за ним парковка, огражденная железной сеткой. Открытое пространство. Я не настолько глуп, чтобы попадаться им на глаза.

Крадучись я поворачиваю на Каслри. Стараясь не шуметь, пригнувшись, перебегаю улицу — так, чтобы между нами оказалось здание. Наблюдаю за их маленькой вечеринкой из теней.

Чувствую себя так, словно только что увидел их штаб. Пришлось приложить все силы, чтобы не сбежать. Я не хочу, чтобы их привлек звук шагов. Тогда мне не спастись.

Я бросаю последний долгий взгляд на беседку — теперь ее едва видно. Конечно, никого из призраков я не узнаю. Но все равно смотрю. Гадаю, не Капитан ли Страх стоит на крыше, тот, что утащил меня в лес. Король призраков умер, да здравствует король? Проклинает он меня или превозносит?

Я не хочу знать.

Следующая улица — Кэмпбелл. За зданием, за парковкой, я иду по дальней стороне дороги. Отсюда мне ничего не увидеть. Надеюсь им тоже.

Если я оставлю их штаб позади, буду ли в безопасности?

III

Джордж-стрит. Если в Сиднее есть главная улица, то это она. Туристы, магазины, офисы — все тянется к северу. Городская ратуша в центре. Рокс с одной стороны, Чайнатаун с другой, Джордж-стрит начинается кварталом восточнее станции «Централ» и идет почти через весь город. Утро еще не началось, но люди уже спешат туда-сюда. Их немного, не толпы, которые можно увидеть позже, но достаточно, чтобы перевести дух. Я один из многих. Призраки не сразу меня увидят. Возможно, я смогу это сделать.

Большинство магазинов еще закрыты, но дорожное движение оживает.

Я перехожу улицу по светофору и иду к Бродвею. Деньги остались у Дайю, придется шевелить ногами.

Я вижу край Чайнатауна. Здесь я впервые приобщился к ямча[51] — в чайной на Диксон-стрит, одной из многих в этой паре кварталов. Карен привела меня сюда в мою первую неделю в Сиднее. Я не могу сказать, был ли у нас праздник, но помню, как мы зашли в одну из местных лавочек и купили набор бронзовых царей — ростом меньше мизинца, для каждой из сторон света. Они стоят на моем письменном столе. Ждут моего возвращения.

На каждом углу меня встречают воспоминания. Оживают как картинки перед глазами, но они уже не часть моего мира. Теперь я понимаю предложение Иеремии и ценю его. Если я не смогу справиться, соглашусь. Буду умолять, если надо. Иначе это проклятие меня убьет.

Призраки повсюду или только здесь?

Я не видел ни одного — с парка. Неужели удача на моей стороне?

Я замечаю таких же, как я. Один прячется у двери церкви, другой бредет по переулку. Как и меня, их не замечают нормальные люди, жильцы этой реальности.

Я тоже был таким, не видел тех, кто живет на краю окоема.

Старый китаец играет на палке со струнами, кажется, она называется эрху. Водит по ним смычком, сидя на стуле. Он слеп, глаза покрыты пленкой, белые, лишенные цвета, и все же они на меня смотрят, а он играет. У его ног лежит кепка — в ней несколько серебряных монет. Как он живет, если даже не видит призраков?

Я начинаю понимать, что под нашим миром есть еще один и призраки только его часть.

Он говорит что-то по-китайски мне вслед. Я знаю только Ni hao, «привет», но он произносит не это. Надеюсь, что-то вроде: «Удачи тебе!»

— Спасибо, — говорю я.

Старик хмыкает, кладет смычок на колени.

— Куда спешишь? — спрашивает он на ломаном медленном английском.

— Есть дела.

— Ты, случаем, не пел раньше? — интересуется он.

— Нет.

— Плохо. Я знаю мелодии китайской оперы.

Он снова берет смычок, начинает играть и больше на меня не смотрит. Мне становится грустно, ведь это метафора нашей жизни. Жестокая реальность.

Впереди Джордж-стрит оканчивается развилкой, Бродвей уходит вправо. Я сворачиваю, иду через перекресток и оставляю Сидней позади.

IV

Думаете, я беспокоюсь о том, чтобы добраться куда надо, проскользнуть мимо призраков, избежать столкновения с не-такими-добрыми-малыми. Но нет, я вспоминаю Карен. Все мысли о ней.

Я снова переживаю нашу встречу. Вижу ее рыжие волосы и татуировку и чувствую, что мир сходит с ума.

Я никогда раньше не понимал идеи уровней.

Уровни цивилизации: под нашим привычным миром лежит подземка, оставшаяся от предыдущего сдвига.