Испорченность

— Нет, Лорел, серой зоны нет.

— Ты прикасаешься ко мне.

Его кадык дернулся, он продолжал смотреть мне в глаза. Огонь все еще присутствовал, хотя изменился. Там, где мои попытки прикосновения разжигали огонь и ярость, теперь горели раскаленные угли чего-то более глубокого.

Я не могла не задаться вопросом, касались ли прикосновения только моих рук, потому что в этот момент, если бы он был на шесть дюймов ближе, его грудь могла бы коснуться моей, и мои алмазно-твердые соски имели бы преимущество, которое, очевидно, мои руки не могли использовать. Я глубоко вздохнула, но контакт все еще был слишком далеко.

— Кадер, а что, если что-нибудь случится с тобой, пока тебя не будет? Мне действительно небезопасно оставаться здесь одной.

— Со мной ничего не случится.

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. — Он наклонил голову к столу. — А теперь возьми это всё и отнеси в комнату… если только ты не ждешь, что я перекину тебя через плечо.

Бросив быстрый взгляд в его сторону, я взяла пакет с виноградом и пластиковую бутылку и, обойдя его, направилась в спальню. Прохлада просачивалась с пола сквозь мои носки, но тепло его тела исходило в нескольких шагов позади меня. Если я быстро остановлюсь, он тоже?

Дойдя до двери, я резко повернулась к нему и остановилась, увидев перед собой его широкую грудь. Я подняла глаза. Огонь погас, потушен или сдерживался? Я не была уверена.

— Где ты собираешься спать?

— Я не сплю.

— Все спят.

— Кресло вон там нормальное. Как уже сказал, я буду между тобой и дверью.

Я кивнула и вошла в комнату, в которую обещала не ходить.

— Я скоро вернусь.

Это последнее, что он сказал.

Это было, по меньшей мере, два часа назад. Теперь я предположила, что время приближается к часу ночи, но спать мне не хотелось. Я проспала большую часть дня. Не помогало и то, что я не могла видеть внешний мир и не имела возможности самостоятельно определить время дня или ночи.

Это означало, что у меня был только один выбор.

Довериться Кадеру.

Иногда я думала, что так и нужно поступить, а иногда он меня пугал. Честно говоря, в этот момент, когда я сидела одна в комнате, в которую обещала не входить, все меня пугало. Мои мысли были повсюду. Одна мысль о времени года. Была весна. Что, если не огонь уничтожит здание надо мной, а торнадо?

Единственная причина, по которой я добровольно вошла в запертую комнату, заключалась в том, что в глубине души я верила, что, если бы этого не сделала, Кадер выполнил бы свою угрозу — закинул меня на плечо.

Вопрос, который я продолжала задавать себе, заключался в том, насколько я ему доверяю.

Хотя он упомянул, что снимет мою толстовку и осмотрит трекер, когда высказывал свою точку зрения, с момента нашего разговора и до его ухода он, по сути, оставил меня в покое.

На двери ванной не было замка. Раздеваясь, я смотрела на ручку двери, гадая, попытается ли он войти. Все время, пока я была под вонючей водой, была готова сказать ему, чтобы он ушел.

Правда, к тому времени, как вытерлась и обернула полотенце вокруг тела, я была разочарована тем, что ручка так и не повернулась. Не то чтобы я чего-то от него хотела. Это было воспоминание о том, как напряженно он смотрел на мою грудь, когда закреплял передатчик.

У нас с Рассом было свое дело. Обычно он мог меня удовлетворить. Это не было похоже на фейерверк четвертого июля. Это больше похоже на освежающий выброс водопада. Судя по всему, это чувство было взаимным. Расс часто, казалось, сам находил облегчение. И все же ни разу мое сердце не билось хаотично, а кожа не покрылась мурашками под его взглядом.

Возможно, именно этого я и хотела. Во всем этом безумии я хотела, чтобы Кадер вошел в ванную и уставился на меня через дверь душа с той же внимательностью, что и прошлой ночью.

Вот и все.

Ничего больше.

Может, из-за всего, что происходило, я жаждала раствориться в этом чувстве, хотя бы на мгновение.

Мой чемодан лежал теперь на полу в спальне, но больше ничего не было. У Кадера был мой телефон? Моя сумочка?

Если и так, то мне он их не предлагал. Я могла бы понять почему он не вернул мне телефон, если бы оставалась вне поля зрения, как он сказал. Однако в моей сумочке не было ничего, что позволило бы мне попасть под радар.

Откинув одеяло, я встала на бетонный пол и прошлась по комнате.

Четыре шага.

Разворот.

Еще четыре.

Если бетонные блоки были размером восемь на шестнадцать дюймов — стандартный размер, то эта комната была примерно десять на восемь футов. Предполагая, что блоки были высотой в восемь дюймов, стены поднимались почти на одиннадцать футов. Казалось глубже, чем обычный подвал. У меня дома такого не было, а у родителей потолок был гораздо ниже.

Вопросы и комментарии Кадера вернулись ко мне. Он велел мне копнуть глубже и ничего не прятать.

Он сказал, что этим двоим нужна информация. Чего они хотели? Что бы они сделали, чтобы заполучить ее? Почему лаборатория закрыта? А как же Стефани? Кто будет публиковать информацию о клинических испытаниях?