И все это из-за меня одной... Не могу сказать, чтобы при этой мысли я испытала злорадное удовлетворение, которое наверняка испытала бы в прежние времена, но все же в глубине души я сочла, что это превосходно, что это неслыханная удача. И во всяком случае, я недооценила Валентина... Доказательство...
И впрямь он встретил меня шумным изъявлением радости, и Элен тоже обняла меня, крепко прижала к своей груди. Они не собирались держать в тайне причину своего визита: им просто очень захотелось меня видеть, нагрянуть ко мне неожиданно, без предупреждения. Сейчас они путешествуют на своей машине по Лазурному берегу, возможно, заглянут по пути в Канн, но истинная цель их поездки - это я.
- Мы решили проехать по дороге Наполеона, - заявила моя невестка.
- А потом присоединитесь к Симону и тоже будете кататься на лыжах?
Очевидно, Валентин рассчитывал, что мне ответит Элен, а Элен рассчитывала на Валентина; короче, оба промолчали. Наконец мой брат решился.
- Нет, - сказал он, - в нашем распоряжении слишком мало времени.
Я велела подать чай. Вечерело. Мы сидели вокруг стола, все пятеро в глубоком трауре, ибо ради приезда тети я надела черное платье, и в голову мне пришла мысль: по ком мы носим этот траур? По бабусе, по Ксавье или по ком-нибудь другом?
Валентин, сидевший рядом со мною, нагнулся и тихо сказал:
- Мне надо с тобой поговорить.
Я быстро обернулась к нему. Произнося эту фразу, он понизил голос, заговорил своим обычным шепотом, который был мне так хорошо знаком и сразу насторожил меня. Но ведь я могла и ошибиться. Если мой брат хочет сблизиться со мной и придать своему визиту интимный характер, ему и в самом деле надо "со мной поговорить".
- Когда тебе угодно, - ответила я.
Тетя Луиза услышала наш разговор. И обратилась к Элен:
- Допивайте свой чай, я поведу вас посмотреть младенца.
- О, нет! - возразила моя невестка и, желая смягчить резкость своего отказа, добавила: - Я боюсь его разбудить.
Сконфуженная своим чересчур дерзким предложением, тетя Луиза потупилась. "Ну, ничего, - подумала я, - пока Элен еще не успела эмансипироваться, но это придет"!
Элен продолжала:
- Я предпочитаю, тетя, чтобы вы мне показали сад, пока еще не совсем стемнело.
- С удовольствием.
Дамы поднялись.
- Пойдемте с нами, дядя, - предложила Элен.
Мы остались одни, и Валентин начал:
- Так вот. Тебе известно в подробностях завещание бабуси?
Чтобы скрыть лицо от брата, я подняла руки, делая вид, что поправляю волосы. Мне ужасно хотелось смеяться. Впрочем, скорее над самой собою, чем над Валентином; скорее над своими иллюзиями, чем над его маневрами.
- Нет, Валентин. Ты же отлично знаешь, что я не могла приехать в Париж на похороны: не позволяло мое положение. И уж я вовсе не собиралась приезжать, чтобы присутствовать при вскрытии завещания. Кстати, ты сам видел, что меня там не было...
- Верно, но я думал, может быть, впоследствии.
- Отвечу тебе в двух словах, поскольку это тебя интересует. Я получила уведомление только о причитающейся мне части. Ты и сам это знаешь: дело идет о пожизненной ренте. Естественно, я поняла, чем объясняется эта довольно странная оговорка: мне ведь уже двадцать семь лет, наши хотели, чтобы я получала свою небольшую долю, но не хотят, чтобы она досталась моему сыну. Я поняла также, что за время, прошедшее с того дня, когда нашим стало известно, что я беременна, и до смерти бабуси, она изменила свои распоряжения, вернее, кто-то заставил ее их изменить...
- Безусловно! Ты сама не знаешь, до чего верны твои слова... Продолжай, пожалуйста.
- Это все. Я написала в контору Жарно, что отказываюсь от наследства.
- Как? Как?
- Именно так. Впрочем, с моей стороны тут нет никакой заслуги. Я и так достаточно богата. Возможно, это меня и тяготило бы по ряду причин, если б я не твердила себе, что при том образе жизни, который я избрала, мой сын станет еще богаче меня. Поэтому, сам понимаешь: пожизненная рента!.. Конечно, я ничего никому не верну. Я не святая. Кроме того, львиная доля того, чем я владею, досталась мне от дедушки и крестного... И от Ксавье. Есть еще два бриллианта, которые бабуся подарила мне к свадьбе... Взвесив все "за" и "против", я их себе оставила. Ксавье их любил. Он отдал их ювелиру, чтобы мне сделали кольцо. Узнаешь?
Но брат не взглянул в мою сторону, и я опустила руку себе на колено. Валентин начал подробный рассказ, из коего я заключила, что завещание бабуси, по которому ее родные дети получали равную долю наследства, было составлено в пользу Симона, в ущерб интересам всех прочих внуков и племянников. Мой старший брат очутился в выигрыше по различным явным и скрытым пунктам завещания.
- Ах, вот в чем дело, - сказала я. - Что же теперь? Ты с ним говорил?
- Должен признаться, Агнесса... Мы с Симоном сейчас в холодных отношениях.
- Ого! Даже так?
- Именно так, ведь ты себе и представить всего не можешь! Помнишь, к примеру, бабусины Суэцкие акции?
- Нет. Я ведь никогда не была в курсе дела. Однако верю тебе на слово. А какова во всем этом роль мамы?