Испорченный

Элли, ты была потрясающе бесхитростной, наивной, чертовски неуклюжей, и всякий раз, когда я был рядом с тобой, я не мог удержаться от глупой улыбки на лице. Это то, что привлекало меня в тебе. Это то, благодаря чему я осознал, что мое влечение к тебе намного больше, чем просто нездоровое любопытство. И однажды я смирился с этой мыслью, и понял, что должен быть с тобой, и что наши отношения неизбежны.

Как только ты появилась в моей жизни, все изменилось. Я изменился. То, чего я хотел, и то кем я был… больше не имело смысла. Для меня была важна только ты. Только ты имела для меня смысл.

Мне нравились те чувства, которые во мне пробуждались, когда мы были вместе. Я начинал сам нравиться себе, когда мы были вместе.

Я не знаю, какие подобрать слова, чтобы ты поверила мне, ты была совершенно права. Ты тоже мой омар. И не имеет значения, что мы пережили и прошли вместе, или за кем ты замужем, или сколько километров разделяет нас, мы снова найдем друг друга. Мы обязаны найти, больше нам ничего не остается.

Прости меня.

22. Заключение

Абу-Даби

Я неделями размышлял о возвращении домой. Но каждый раз, когда думал о том, чтобы вернуться, я приходил к одному и тому же горькому выводу — у меня больше нет дома.

«Оазис» все еще был и остается моим, даже наводненный папарацци и туристами, надеющимися хоть мельком взглянуть на Джастиса Дрейка.

Он больше не является убежищем, которое я обнаружил, уехав из города, как только окончил старшую школу. Я привык обвинять свою мать, что она брала деньги взамен за ее молчание, но потом осознал, что она поступила так, чтобы выжить.

Идти против Карров — равноценно самоубийству, и я говорю об этом не в переносном смысле. Если бы они действительно захотели, чтобы мы исчезли, то не сомневаюсь, нас бы убрали с помощью какого-нибудь удобного «несчастного случая». И даже такая молодая иммигрантка из Польши, с огромными надеждами в большом городе, понимала, какое влияние было у Карров. Так что они купили наше молчание, и я усвоил силу всемогущего доллара.

Вы можете купить счастье, купить любовь и купить свободу. А я? Я купил новую жизнь.

Итак, я нахожусь здесь, меняю один оазис на другой, по-прежнему пытаясь понять, что делать дальше, и особенно, кем я представал прежде перед людьми, даже знающими о существовании Джастиса Дрейка.

Такое ощущение, словно я — это он, а я и есть он. Но еще я Шон Майкл Довак, ребенок, которому дали имя кинозвезды. Ребенок, который несколько похож на Винстона Карра II и его сына Эвана.

Стремясь отделиться от этого клейма позора, я сделал все возможное, чтобы не выглядеть похожим на них. Я стригу волосы короче, качаюсь, хотя мужчины семейства Карр имеют по природе стройное телосложение, и провожу каждый удобный момент на свежем воздухе, усиливая свой загар. По счастью, когда я стал старше, сильные европейские гены моей матери стерли остальные следы наследственных черт Карров. Несмотря на это, кто-нибудь часто косил любопытным взглядом и склонял голову набок, увидев нас с Эваном вместе, когда мы были детьми. И миссис Карр, заместитель дьявола во плоти, не высоко ценила такое сходство.

Быть Шоном Майклом уже само по себе несло отрицательный оттенок. Так что я стал Джастисом Дрейком. И в этом не было ничего постыдного.

Квартира, которую я здесь снимаю, по размеру похожа на одну треть от жилья в «Оазисе», но она мне подходит. Претенциозность – не мое, и я влюбился в опрятный, современный дизайн помещения, как только его увидел. И так как у меня не было планов по возвращению в ближайшее время в Аризону, я подумал: «Какого черта? Где еще лучше начинать заново, как не в другой незнакомой стране?»

Это было около месяца назад, и в этот небольшой отрезок жизни в Абу-Даби я все еще не чувствовал себя, как дома. И какая-то часть меня, по-прежнему, думает, что, возможно, я никогда и не почувствую.