Чума и Голод — это очень острый ум. Поиск информации, исключительно правильных, выгодных путей. А еще они, как никто другой умели вести переговоры. Делали это без эмоций и жалости.
Смерть и Война — это мощь. Не зря они выполняли роли палачей. Они не бессмертны, но порой создавалось ощущение, что это не так.
Но и просто шпану из стай нельзя считать бесполезными. Все мы годами выживали и каждый был в чем-то силен. Мы многогранны. Живые, сильные, злые и вгрызающиеся в свою свободу.
Поскольку я пообещала Помпею не лезть в эпицентр событий, за всем происходящим наблюдала издалека. Толком не понимала, что происходит, но осознавала, что намечается знатная заварушка.
И, главное, все были этому рады. Я не знаю, как, но Помпей, Вавилон и Империя задумали то, что возродило их боевой дух.
Сказать, что мне хотелось в этом участвовать, значит, ничего не сказать. Душой я рвалась туда, но при этом прекрасно понимала свое положение и выполняла ту роль, которая была отведена мне. А именно — сидела в доме под присмотром охраны.
Быть полезной — это не делать то, что хочется. Это поступать так как нужно.
Временами Помпей уезжал, но, самый длительный срок, когда его не было — два дня. Вот только, даже когда я не видела его хотя бы час, в груди просыпалась настолько сильная тревога, что из-за нее я дышать не могла. Я по-настоящему задыхалась. Так, словно воздух вовсе исчезал и я, захлебываясь внутренней паникой, бежала искать альфу.
Стоило его увидеть хотя бы издалека, как тут же становилось немного спокойнее. Правда, лишь самую малость, ведь с каждым днем Помпей выглядел все хуже и хуже. Так, что теперь любой взгляд в его сторону, как новая пытка.
Точно такой же ад, как и та стена, которая теперь стояла между нами. А ведь еще совсем недавно я желала эту преграду. Сама по кирпичикам ее возводила и злилась, когда Помпей ее рушил.
А теперь получила желаемое и, казалось, должна была радоваться.
Только, никакого счастья не было.
Бывает, что лишь что-то потеряв, понимаешь, что, оказывается владел этим и сейчас, в этих прошедших днях, я осознала одну вещь — я не скажу, что была особенной для Помпея. Это будет наглостью с моей стороны, но факт в том, что он всегда реагировал на меня. Смотрел именно на меня. Чаще всего его взгляд касался меня стоило мне появиться в поле зрения альфы. Помпей отвечал на мои слова, колкости, поступки. Обращал на меня свое внимание. Конечно, оно всегда было неоднозначным, но оно было. И всегда очень острое.
После того же, как альфа разорвал наши отношения, я перестала для него существовать и я в полной мере осознала каково это обладать его вниманием и лишиться его. Когда он больше не смотрит на меня. Никаким образом не отвечает. И даже проходя мимо меня, реагирует словно на пустое место. То есть, вообще никак.
Это не просто странно или дико. Это словно совершенно другое измерение, в котором я вроде как получила то, что хотела, но ощущала себя так, что в пору было бы провалиться в ад. Там было бы проще и легче.
Ведь действительно комфортнее вариться в котле с раскаленным маслом, нежели ощущать этот полный разрыв. Так, словно у нас не было общего прошлого. Будто мы всегда являлись друг другу чужими людьми.
А ведь наше прошлое, это самое ценное, что у меня было, а Помпей это отобрал.
Сидя на ступеньках, я наблюдала за тем, как альфа прошел по холлу. Разговаривая с приезжим Империей, направился на улицу. Когда они вернулись и пошли на второй этаж, проходя мимо меня Империя кивнул, а Помпей окинул таким взглядом, которым с таким же успехом можно было посмотреть на табурет, или на стену. Или же так, словно он видел меня впервые в жизни, но не посчитал хотя бы на толику интересной.
Будто уже теперь я являлась для него одной из миллиона. Лишь серой массой общих людей.
Оказывается, это больно — больше не существовать для того, кто для тебя являлся целым миром.
Временами я повторяла себе, что хотя бы чуточку легче должна реагировать на все это. После той боли, которая была между нами, разрыв взаимоотношений закономерен, но легче не становилось.
Я все так же исправно носила ему чай и еду. Но даже когда я заходила в его спальню, Помпей в упор меня не замечал. А я молча оставляла еду и уходила.
Он обратил на меня внимание лишь однажды. Он вернулся после очередной поездки и, когда он вошел в дом, я прикоснулась своей ладонью к его лбу. Пыталась понять нормальная ли у него температура, ведь сегодня он выглядел особенно паршиво.
— Когда я рву отношения, это означает, что я не хочу видеть человека, с которым встречался, — он убрал мою ладонь от своего лба. — Но в последнее время я только тебя и вижу.
Я встрепенулась. За все последние дни это было впервые, когда он заговорил со мной. Еще и сказал, что видел меня. Значит, замечал.